Чтобы не получить по лбу огромным Вороном, который Гван с лёгкостью крутил над головой, Орис присел в сторонке, он всё ещё решал загадку и потому смысл сказанного Гваном не сразу дошёл до него.

— Будучи освещен тремя матерями и пятью отцами, я считаю себя неуязвимым для происков Нечистого, — сказал Орис. — Но я готов назвать тебя другом, а значит, жду что ты убережешь меня от возможной напасти мудрым советом.

— Ах ты ж, — рассмеялся Гван и опустил молот. — Ну до чего болтлив, рыжий чертец! Так тебя гляди и в белое оденут!

Циклоп вслед за братом рассмеялся. Он тоже разгадывал загадку, стоял перед письменами, как перед иконой, задрав голову и шевелил губами.

Орис ждал, что молот объяснит свою нападку на Барахольщика, но тот не торопился, лишь улыбался и щурился.

— А не знаешь ли ты, малыш, — за то время, что они были знакомы, Гван уже в третий раз называл его малышом и рыжим. — Старика по имени Серат?

Орису казалось, что он смог сохранить лицо, но ошибся. Гван рассмеялся и стукнул древком о камень, металлический шип на конце высек искру.

— Так я и знал, ну что ж, считай что ты один из нас, Орис, сын Кайвана и Рамии.

Орис растерялся, имён своих родителей он не знал и никогда раньше не слышал, как они звучат.

— Так старик тебе не сказал? — понял Гван и нахмурился. — Прости, сынок, я не подумавши. На моей родине земля — кровь и плоть, нельзя от неё отрекаться, она кормит и силы даёт. Стоит за тобой, как стена, как вулкан огненный. Греет зимой и укрывал от жары летом.

— Путаешь ты меня с кем-то, мил человек, — пробормотал Орис, но глаза как-то сами собой в камень упёрлись. Было стыдно так откровенно лгать тому, кто когда-то в трудный час протянул руку помощи его семье. — Так что там про барахольщика, — попытался сменить тему Орис, но Молот не дал ему этого сделать.

— У тебя такие же глаза, как у него, — сказал Гван, отчего Орис растерялся еще сильнее. У деда глаза были почти черные.

— У кого?

— У Малькольма, — ответил Гван. — У твоего брата.

— Что ты знаешь про Малькольма? — закричал Орис и вскочил на ноги. — Когда ты его видел последний раз?

— Ничего то твой дед тебе не рассказал, да? Странно…Мы опоздали тогда, решили сначала представление отыграть, раз уж обещались, а потом… Опоздали мы, только что и смогли, что похоронить, а вас с дедом нашли уже позже, в ближайшем городке…

— Да плевать мне, где вы нас нашли, где ты Малькольма видел? — заорал Орис, теряя терпение.

Но Гван даже бровью не повёл.

— На рынке, в Азраде, — ответил Гван. — Вот где я его видел. Там же где видел последний раз всех своих друзей. А ведь они наверное решили, что мы бросили их, или еще хуже — продали.

Азрад, как помнил Орис, был крупнейшим рынком невольников в Бришании. Далекий, теплый юг, встречал корабли из Зерея, будто те были набиты золотом, было то черное и смуглокожее золото, в ответ же платили белым. В Зерее дорого ценились грамотные, а еще всякие уродцы, их и гостям показывать можно и продать дорого, они сильные и выносливые, лучше лес валят, лучше копают. На их костях растут как грибы после дождя дома для богатых плантаторов с юга, которые отправились за море чтобы медленно, по кусочкам, уничтожить Зерей. В народе это называли великой чисткой, ведь церковь продажу уродцев всячески поощряла. Именем Создателя, Первосвященники подписывали по сотне инабул в день. А еще всё чаще поговаривали что в столице вот-вот запретят иметь детей женщинам и мужчинам, с явными физическими отклонениями. Слишком низкий рост, например. Такие разговоры шли давно, еще с тех пор, как Орис учился в университете. Верить в это Орису искренне не хотелось, особенно глядя на стоящего перед ним Гвана.

— Мне жаль, малыш, но клянусь тебе, мы их не бросали. И как только я выйду отсюда, я продолжу поиски.

— Когда это было? — спросил Орис.

— Пять кругов назад.

— Так всё это время он был где-то рядом… Почему дед мне не сказал? — недоумевал Орис.

— Так он мог и не знать, — пожал плечами Гван. — Малец то к нам вернулся лишь через год, просто пришёл и остался, будто так и должно было. Марта-метательница его под крылом пригрела, мастерству своему обучила. Никто ни о чем не спрашивал. У нас не принято в душу то лезть, на то нам и Создатель, ему виднее.

Тут послышались колокольчики, это засмеялся Циклоп, он чему-то сильно радовался, прыгал и хлопал в ладоши.

— Я всё исправил! — кричал Циклоп. — Птица поверх рыбы, а лягушка поверх комара.

Орис обернулся и увидел что символы на стене поменялись местами, а некоторые выстроились в цепочки. Стена засветилась, а земля под ногами загудела.

Первым опомнился Гван.

— Бежим, бежим! — закричал он, но Циклоп от радости не слышал брата. Орис кинулся к великану и чудом уцелел, когда прямо перед ним рухнул кусок мозаики с потолка, это обрушился Лик одного из Святых. Гван взревел и сам бросился вытаскивать брата. Камни уже сыпались со всех сторон.

— Я всё исправил, я всё исправил, — кричал Циклоп, пока Гван тащил его прочь от стены. Они успели забежать в тоннель укрыться от камнепада. Добежали до развилки между залами и Гван сказал:

— Нас тут не было и мы ничего не видели, — и потащил брата в темноту правого тоннеля. Орис же остался в одиночестве стоять под аркой, слушая, как вода изливается обратно в озеро. Земля грозно и долго содрогалась. Сотрясение утихло лишь когда Орис перешагнул порог Барахолки.

— Слышу я, натворили вы дел, — сказал Барахольщик, помешивая кашу в котелке. От запаха мясной требухи у Ориса рот наполнился слюной.