— А кто это придумал?

— Да белые, кто ж еще.

— Покажи мне эти могилы.

Они дошли до самого крайнего ряда, за которым начинался лес. Между деревьями топорщились свежие холмики, а поверх лежали камни с именами. И было этих холмиков слишком много для простого суеверия.

— А ты их как, пустыми оставляешь? — спросил Орис.

— Ну да, — ответил Камыш. — Остальное уже священники делают. Белое белым. Да и всё нечистое по их части.

— А сам ты видел как брат Радон такую могилу закапывал?

— Ну да, когда самую глубокую рыл, Радон её осветил, тут еще мельник тогда был и брат Юдин с нами, камень помогали волочить, вон тот, — и Камыш показал рукой на здоровый валун в стороне под молодой верёзой.

— А давай мы с тобой парочку свежих могил раскопаем, — сказал Орис. Камыш как стоял столбом, так чуть и не упал.

— Ну чего ты? Нечиду испугался? — сказал Орис. — Так я ж грамард, милсдарь бездарь, я любую нечисть заговорю, так что не бойся. Идём копать!

— Прогневаю Создателя, милостью вашей, — прошептал Камыш и взвесил в руках лопату. — Только-только ко мне благодать его возвратилась, а тут такое делать… Не могу я.

И не мог бы он еще долго, но тут из лесу вышла собака, тощая и облезлая, сверкнула глазами и завыла, подняв морду к темнеющим верхушкам деревьев. Было еще достаточно светло, но по спине Ориса прокатился ледяной озноб, ужас объял его, потому как вместо воя слышался ему плач и был тот вполне человеческий. Орис осторожно сделал шаг в сторону животного, вспоминая слова менты.

— Ас-та ра-ба-та эли-я, — зашептал грамард, но от страха слова в голове рассыпались и прежде чем он закончил, пёс рванулась с лес. Орис, недолго думая, кинулся следом в чащу. И конечно же, не догнал. Зацепился за корягу, упал, покатился кубарем в овраг, да там и остался лежать. Небо проглядывало безучастно, верхушки сосен качались, так бы и остался лежать, если бы не запах. Откуда-то явственно смердело кровью и черным маслом. Орис поднялся, огляделся и увидел, в овраге, кроме веток, палок, мха и камней, еще и доски, вполне себе обычные, строганные доски. Будто кто решил пол в доме поменять…

Орис наклонился и перевернул парочку. Некоторые были сломаны пополам, но при надлежащем усердии, складывались, как мозаика на стене собора. Сложив доски, Орис отшатнулся. От первоначального рисунка остались части, но он узнал знак, перевернутая звезда вписанная в круг. Метка инквизиции. Да еще и запачканная кровью. Сжечь её побоялись, а просто бросили. Суеверные дураки!

Где-то рядом снова завыл пёс.

Орис тряхнул головой, сбрасывая наваждение, но тут услышал звук с которым меч покидает ножны, и еще раз, и еще. Трое. Орис упал и прижался к склону оврага. Если они подойдут с севера, то овраг Орису не поможет, все равно увидят. Тогда он кинулся к доскам, их было много, разбросанных как попало, перетащил парочку, прикрылся ими как щитом и замер. Пот стекал по спине, ноги мелко дрожали. Ужас был почти осязаемый, он давил на затылок и сжимал горло. Орис боялся дышать, не мог молиться, не мог вспомнить ни одной менты. Это несомненно была чужая, холодная воля, она пыталась проникнуть в него и сломать, утопить его разум в ужасе… Раз полоска, два полоска, уши лапы, хвост из воска… Орис закрыл глаза и Речь потекла сквозь него, слова, будто выжженные на внутренней стороне век, вспыхнули во тьме.

— Ас-та ра-ба-та ли-маас ва-арг, — выдохнул Орис. Он достаточно долго тренировался использовать обращающее заклинание на себе и знал, что через пару часов действие магии иссякнет и он снова примет человеческий облик.

Но пламя не охватило его. Тишина леса была оглушительна. Речь не действовала. Берегонт? Но как тогда он мог попасть под влияние чужой магии?

И тут раздался полный ужаса крик Камыша:

— Милсдарь, милсдарь помогите!

— Эй, грамотей, — раздался следом чей-то насмешливый голос, — выходи, тут твой дружочек ждёт не дождётся пока ты его спасёшь.

Ещё как минимум двое рассмеялись. От злости Орис отрезвел, туман в голове рассеялся и грамард откинув доски, встал. Оружия у него не было, но было кое-что получше — суеверие. Он собрал доски, те, на которых еще просматривались символы Изгнания, и полез наверх. Краем глаза он увидел их, у того самого большого могильного камня, трое, как он и думал, но не в плащах, а в лёгких, кожаных латах. Один держал Камыша, приставив нож к горлу. Бездарь был в полуобморочном состоянии и дёргаться не пытался, он закрыл глаза, и как показалось Орису, молился.

— А вот и твой друг, — сказал тот, который держал нож. — Смотри-ка, а он смелый.

Делая вид, что не обращает на них внимания, грамард аккуратно выложил доски, собрав большую часть пятиконечной звезды, поднял руки, как полагалось по ритуалу, осенил себя знаком ириган и опустился на колени. Тут должна была быть кровь и черное масло, а еще священник, но грамард был уверен, его неожиданные убийцы понятия не имеют, что он сейчас делает. Орис закрыл глаза и стал читать менту, громко, отчётливо и угрожающе, его голос всё возрастал, разбрасывая эхо меж верхушек сосен и верёз. Пока тяжёлые слова срывались с его губ, Орис прикидывал, протянет ли он до того момента, пока стемнеет? Тьма была лучшим другом суеверий, а еще ветер и собачий вой. Не успел он подумать об этом, как снова завыл пёс.

Послышались приглушённые ругательства и кто-то из троих стал ломиться в кусты. Орис открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть жуткую картину, лохматая и тощая псина, выскочив из-за камня, бросилась на спину того, который держал нож. Камыш даже понять ничего не успел, как его уже заливало кровью. Орис сорвался с места и кинулся на помощь. Но кровь была не бездаря, а горе-наёмника, пёс вцепился ему в ухо и почти оторвал его. Тот орал, крутился на месте и махал руками, но пёс, сжав челюсти, продолжал висеть.