Мама порывалась приехать, но мы с Андреем упросили ее остаться дома с Максиком. Не в последнюю очередь еще и потому, что мне хочется побыть одной.

Я слишком много думаю. Сопоставляю. Вспоминаю. Перечитываю нашу переписку с Никитой и поражаюсь собственной слепоте и тупости.

Он так часто палился, так часто в его словах и поступках проскальзывали подсказки. Не будь я так ослеплена своими обидами, давно бы все поняла.

Каждый раз в груди холодеет, когда думаю, что было бы, не вмешайся Сергей Дементьевич.

Нет. Отец. Я стараюсь только так теперь его называть, даже в мыслях. Когда ко мне вернулось зрение, я ему позвонила.

Ответил незнакомый голос. Андрей говорил, что с ним все время дежурит охранник.

— Здравствуйте, это Маша, — сказала я в трубку, — дочь Сергея Дементьевича. Я могу с ним поговорить?

— Здравствуйте, Маша, я вижу, что это вы. Сергей Дементьевич сейчас спит, но когда...

— Я уже не сплю, дай сюда телефон, — донесся из динамика хриплый голос, и у меня непроизвольно выступили слезы. — Какой спит, тут дочка звонит. Камеру включи мне...

Быстро нажала на значок, и когда на экране появилось худое лицо с впалыми щеками, разревелась в голос.

— Ну что ты, доченька, перестань, — ему явно было нелегко говорить, и я разревелась еще громче. А он меня успокаивал. — Все закончилось. Мы всех достанем, они больше никому ничего не сделают. И все ответят...

— Я не поэтому, — всхлипнула, вытерев ладонями щеки, — я так боялась из-за вас... так боялась, что вы...

— Что я умру? — он посмотрел в потолок. — Разве я мог так поступить с тобой, Маша? Я уже один раз тебя бросил. Больше не буду.

— Я так рада, так рада, — шептала я, вытирая слезы.

— Я еще не услышал, как ты говоришь мне «папа», — Шведов улыбнулся, хоть эта улыбка была больше похожа на оскал. Я давилась слезами и сжимала обеими ладонями телефон.

— Можно я приеду?

— Конечно приедешь. Мужа только своего долечи и приезжай. Ладно, девочка моя, хватит плакать, а то снова придется тебе глазки лечить. У нас все будет хорошо, вот увидишь.

Он подмигнул мне и отключился.

— Я знаю, папа, знаю, — прошептала я и погладила погасший экран.

Глава 42-1

Никита много спит. Врачи говорят, это хорошо. Что во сне его организм быстрее восстанавливается. Возможно они правы, как минимум, с него сняли датчики.

Но мне все равно тревожно. И еще жаль Андрея. Сегодня у меня наконец получилось уговорить его поменяться. Андрей долго не соглашался, но когда прилег на кровать в моей палате, то уснул, кажется, еще раньше, чем голова коснулась подушки.

Набрасываю на плечи плед и иду в палату к Никите. Я не замерзла, но готовлюсь всю ночь просидеть в кресле, а с пледом будет удобнее.

Мне немного не по себе, когда думаю, как встретит меня Никита. Или он проспит до самого утра? Аккуратно прикрываю за собой дверь, которая все равно надсадно скрипит. И вздрагиваю, когда в темноте раздается хриплый голос Никиты:

— Сейчас ночь? Сколько я проспал? Эй, ты кто? Куда делся мой отец?

Свет из коридора пробивается сквозь матовые стекла. В темноте видны лишь неясные очертания кровати и силуэт Никиты, опирающегося на локоть.

— Это я попросила Андрея поменяться, Никит, — торопливо бормочу. Чтобы не успел возразить, быстро сбрасываю плед и забираюсь к нему в кровать. Обвиваю руками шею, кусаю губы, чтобы не разреветься. Я так по нему соскучилась, так соскучилась... Вместо этого шепчу, сглатывая: — Я замерзла, Ник. Я буду тихонько лежать, не бойся, не задену...

Никита не дает договорить, прижимает к нижней губе большой палец.

— Ты пришла, — медленно водит по губам, скулам, щекам. — Все-таки пришла...

Ловлю губами его руку, целую в раскрытую ладонь.

— Конечно пришла, Ник. Я же так тебя люблю...

— Как? — горячий шепот распаляет огонь в грудной клетке. Жар разгорается и медленно стекает в низ живота.

— Показать? — рукой соскальзываю с шеи и перемещаюсь на голую твердую грудь.

— Покажи... — палец толкается вглубь, надавливает, и в рот вторгается горячий язык.

Подаюсь навстречу, ловлю своим, отвечаю. Сплетаемся языками, пальцы Никиты держат за подбородок. Он медленно переворачивает меня на спину, сам нависает сверху. И с шипением втягивает воздух сквозь зубы, утыкаясь лбом в мой лоб.

У Никиты ушиб легкого, ему противопоказаны интенсивные нагрузки. Зато ничего такого не запрещено мне. Легонько толкаю его в плечи и укладываю на лопатки, держу за оба запястья.

— У тебя постельный режим, Ник, — говорю, прижимая его руки к постели.

— Машка, — протестующе возражает Никита, но я закрываю его рот ладонью.