— Сам ты муж... — тоже улыбаюсь. Целую в грудь, прижимаюсь щекой и закрываю глаза.

Эпилог

Спустя три недели

Маша

— Я здесь подожду, — Никита останавливается в больничном коридоре, — сама иди.

— Ты что, его боишься? — подначиваю мужа. Я знаю, как его задеть, он сразу хмурится, хоть и делает безразличное лицо.

— Просто не хочу вам мешать.

Но меня не обманешь, я знаю, что Никита старается оттянуть встречу. У моего отца к нему много вопросов, и он обещал их все задать вживую.

— Как он мог, засранец этот? — психовал отец на камеру. — Он же у меня руку твою просил, чтобы я жениться на тебе позволил. Если бы я знал, что он собрался позволить этому борову себя угробить, хер бы разрешил.

— Перестаньте, — пробовала я его успокоить, — вам нельзя волноваться.

Но пытаться остановить разъяренного Шведова то же самое, что просить торнадо подуть легким морским бризом.

— Сказал бы, что собирается тебя не женой своей сделать, а вдовой, пошел бы на три буквы сходу и пешком.

Так что нежелание Никиты выслушивать проповеди от Шведова я прекрасно понимаю. Но еще больше понимаю, насколько бесполезная затея его избегать.

— Ладно, — пожимаю плечами, — как хочешь. Все равно он захочет с тобой поговорить.

Ник уже совсем поправился, и мы прилетели навестить Шведова. Отсюда полетим к родителям, Андрей взял с нас обещание перед отъездом. Он вернулся домой, чтобы успокоить маму, которая места себе не находила. Мы так и не сказали ей правду, она думает, что Никита на спор решил подраться с Коннором на октагоне.

Открываю дверь и вхожу в палату. С удовольствием отмечаю, что отец сидит в кровати, а не полулежит на подушках как раньше. Цвет лица у него вполне нормальный, и он больше не пугает своим сходством с киношными ожившими мертвецами.

— Ты что, одна? — вместо приветствия говорит Шведов, выпрямляясь и откладывая планшет. Точно работал, а ведь врач запретил! — А зять мой где? Зять, блядь...

Судя по выражению его лица, Никита правильно поступил, оставшись в коридоре. Но разве это интересует Сергея Дементьевича?

— Он там остался, — киваю на незакрытую дверь, — чтобы нам не мешать. А вы работаете? Вам же ваш лечащий врач запрещает! Нельзя нервную систему перегружать.

— По сравнению с моим зятем это не нагрузка, а так, детский лепет, — отец отбрасывает планшет и раздраженно зовет: — Зять, иди сюда.

Никита входит за мной с непроницаемым видом. Шведов складывает руки на груди и сводит брови на переносице.

— Ну и как это называется? Ты какого хера руку дочки моей просил? Почему Соболеву ничего не сказал?

— И вам добрый день, Сергей Дементьевич, — на лице Никиты ни один мускул не дрогнул.

— А если бы эта тупая обезьяна тебя инвалидом сделала, моей дочке пришлось бы за тобой до конца дней судно выносить? — кипит Шведов. Никита вскидывается и так же зло отвечает:

— Не пришлось бы.

Они сверлят друг друга яростными взглядами, и я встаю между этим перекрестным огнем.

— Папа, пожалуйста, успокойся, — беру Шведова за обе руки, — все закончилось хорошо. Андрей успел, и этот ваш Соболев тоже...

Теперь его глаза обжигают меня, и я лишний раз подмечаю, как они у нас похожи. Интересно, у меня тоже так получается зыркать? Вряд ли, тогда ко мне точно никто на километр не посмел бы приблизиться.

Мы смотрим друг на друга, Шведов глубоко дышит. А до меня только сейчас доходит, что я назвала его папой. Вслух. Я все это время приучала себя называть его мысленно папой или отцом, и сейчас само вырвалось.

— Как ты меня назвала? Я не ослышался? — он сдавливает мои руки в широченных ладонях. Про Никиту и думать забыл, глаз с меня не сводит.

— Нет, — и я не отвожу, — я давно хотела. Не могла решиться, не получалось...

— Почему? — он странно хрипит. — До сих пор тошно?

— Нет, не поэтому, — подаюсь вперед, не хочу, чтобы он так думал. — Я просто... просто стеснялась.

Последние слова говорю шепотом, но он все равно слышит. Закрывает глаза, шумно сглатывает. А когда открывает, в них уже говорит совсем другой огонь.

— Доченька моя, — притягивает за плечи и целует в макушку. Обхватывает обеими руками, и я оказываюсь как в коконе. — Ты меня правда простила?