Полюбовавшись на однообразие, мы решили вернуться в лагерь и подождать вечернего сеанса. Первые закатные лучи тронули вершину конуса, и на скале начало проявляться изображение. Мы внимательно просмотрели фильм и продолжали хранить молчание, даже когда угас последний луч, углубившись в собственные впечатления.

— Господа, чайку?

— А почему бы и нет, — сказал Петрархиус, вставая и разминая ноги.

— У нас будет возможность полюбоваться этим зрелищем и не один день, — пробурчал Макс.

— Ваше величество, а зрелище-то воистину интересное, — подал голос молодой ученый, — все началось на вершине горы, заметили? А вот интересно изображение возникает по всей горе или только на этом склоне? А еще…

И обсуждение, подкрепленное горячим чайком, потело своим руслом. Надо отметить, что и народ здесь собрался любознательный и знающий, и нервишками покрепче. Разжившись кружечкой ароматного чая и укутавшись в дорожный плед, я притулилась чуть в сторонке, чутко обсмаковывая увиденное и услышанное.

— Да любопытное послание, — пробасил пожилой ученый, — тут без колдовства явно не обошлось. Да и таких треугольных существ, что огнем плюются, я что-то в жизни не видывал. Чудно и непонятно.

— Это самолеты, — не ко времени вставила я, — военные самолеты. И управляют ими такие же как мы живые существа.

Все обсуждения разом стихли, и взгляды обратились ко мне, требуя продолжения.

— В моем мире такие машины называют самолетами, то есть машины, которые летают. И управляют ими летчики. Военные самолеты это очень грозное оружие, они летают очень высоко, так высоко, что мы их с земли просто не видим. Их запас вооружения обычно такой, что мама не горюй, — мой монолог проистекал в абсолютной тишине, разбавляемый стрекотом цикад. И меня, конечно, понесло, — а вот что точно любопытно, так это само изображение. Оно цветное и объемное. Но при этом статичное. А движение достигается за счет опускания луча света на плоскость скалы. Это какими же техническими знаниями надо обладать? Кто были те, кто оставил кино на скале, и зачем, хотя это, наверное, понятно. Похоже на послание потомкам, переправленное через века.

— Ну, хватит, — резко перебил меня Макс, — мы все устали и нам пора отдохнуть.

Все разом загомонили, встали и начали расползаться, что-то жарко обсуждая.

Макс тяжело и пристально смотрел на меня. Потом глубоко вздохнул и произнес.

— Вы меня удивили, сударыня.

Я уже размечталась возгордиться своими знаниями, но меня грубо осадили.

— Ваши неуместные фантазии только мешают общему делу, так что постарайтесь их хранить при себе. — И уже отворачиваясь, добавил, — в женской головке уместнее жить другим мыслям, чем этой научной чепухе.

— Но я не фантазировала. И какие такие уж мысли должны быть в моей голове?

Мое негодующее восклицание улетело в пустоту, а я еще долго сидела у костра, ворочая угольки и сглатывая обидный комок слез, подступивший к горлу.

***

Наутро я предпочла держаться от всех в стороне, стараясь отдаться своим мыслям и желаниям. Но это продолжалось недолго.

— Меня зовут Элим. Сударыня, мне вчера понравились ваши смелые мысли. Можно я кое-что уточню?

Молодой ученый оказался въедливым собеседником, не оставляющий без внимания ни мелких деталей, ни подробностей.

Отвечая на его вопросы, я удивилась, сколько же разной информации хранится в моей маленькой империи памяти.

— Откуда вам все это известно? — С неким подозрением уточнял Элим. — Где вы почерпнули столько информации?

— Я много путешествовала, прежде чем осесть в Изумрудной, и встречалась со многими мудрецами и хранителями своего мира, — схитрила я, уходя от прямого ответа.

— Если в других землях есть такие знания, — подытожил Элим, — то наш враг куда более серьезный, чем мы предполагаем.

Такого поворота мыслей я и не предполагала, поэтому скоренько прикусила свой болтливый язычок. Может Макс и прав, предлагая мне немножко помолчать, постучалась запоздалая мысль?

Уже к полудню мы бойко исследовали скалу, совместно проверяя родившиеся гипотезы.

После обеда Макс попытался еще разок меня уколоть, но я отмахнулась от его претензий как от назойливых мух, и с увлечением погрузилась в исследования.

Наша с Элимом группа заметно подросла, а присоединение к ней Петрархиуса была воспринята как маленькая победа.

За ужином в научных дебатах столкнулись две коалиции во главе с Элимом и во главе со старым ученым Гуан-до Бегом.

Элим с воодушевлением представлял идеи, находки и доказательства. Гуан-до Бег, наоборот, кивал, внимательно слушал и при желании, двумя тремя замечаниями мог разбить любую стройную теорию своего оппонента. От представления своих выводов старый ученый пока воздерживался, сетуя на недостаточность изученности проблемы.

Макс, Петрархиус и я сидели чуть в стороне, изображая из себя третейский суд. Мы с удовольствием слушали точки зрения разных сторон. С чем-то соглашались, а что-то отвергали.