– …есть, – наконец ответил он, не сводя с неё взгляда. Гусли. Зелёные глаза. Запах цветов. У тебя уже есть дозволение. – Пусти! – он дёрнул рукой, за которую его поддерживал стоявший рядом дозорный. Тот пожал плечами и чуть отодвинулся. Фауст вышел вперёд. Он еле стоял на ногах, но чувствовал, что, чем больше смотрит на девичье лицо, тем больше у него появляется сил. Он чуть наклонился, чтоб отдышаться, и поднял голову.

– Ивкальг заплатит за то, что он сделал, – прохрипел он. Первые ряды смолкли, а оставшиеся четверо мужчин на балконе чуть выдвинулись вперёд.–Вы думаете, что, закрыв ворота, обезопасили себя от этого мира. Но мой город узнает. Узнает… и придёт к вам, – он сипло закашлял, снова согнувшись пополам. Бутылка в его руках пролилась немного прямо на его сапоги. – Вы все, – он сплюнул кровь и вновь поднялся, опираясь ладонью на колени, – вы все знаете, что Маатания придёт отомстить за меня. Я говорил, что будет война. Наша армия, – он продолжил ещё более хрипло, не в силах больше справиться с раздирающей горло болью, – наша армия пройдёт по этим улицам. Мы убьём ваших мужчин, мы заберём женщин и распнём младенцев. И вы, – он махнул в их сторону рукой, что держал бутылку, и толпа разом сдвинулась назад, – вы все это знаете, – прошипел Фауст. – Вы боитесь меня даже в день, когда я должен умереть вашей волей. Не будет моего покаяния, как не было и вашего, – он снова впился взглядом в стоящую рядом девчонку. – И мне не нужно никаких послаблений. Вы же хотели казнь – так смотрите, – прорычал он, бросив оземь бутылку. Та разлетелась на сотни осколков, заполнив сцену удушающим запахом, – смотрите на казнь тех, кто решил, что может сжечь человека, подчинившего пламя!

Сцене хватило одной искры от подошвы. Разом вспыхнуло всё: и залитый дощатый пол, и поленья с краю кострища, и сапоги, на которые тоже попало несколько капель эфира. От искр загорелась солома в руках у стоящих рядом женщин; взвизгнув, они попытались бросить её вниз, но попали на чужую одежду. Послышался крик, офицер заметался в попытках потушить упрямый огонь. Рухнув на колени и сбивая ладонями пламя с обожжённых ног, Фауст прополз к свёртку вещей, выхватил оттуда медальон с дневником и бросил мешок в костёр. Сцену начал заволакивать густой бело-серый дым, раздался треск горящей бумаги. Глаза заслезились, вокруг послышались кашель, крики и проклятья. Огонь на поленьях начал разгораться, столб в центре полыхнул разом, и искры от кострища попали на стог сена рядом. Он вспыхнул всего за пару мгновений, послышались крики с балкона, и повалили чёрные клубы дыма. Когда не было уже ничего видно на вытянутую руку, воздух наконец наполнился запахом пороха, и раздались первые взрывы хлопушек, так похожие на звуки с королевского стрельбища…

Толпа замерла на мгновенье. А после зашлась криком ужаса.

Топот ног, звуки падений и визги заглушили сбивчивые команды офицера на сцене. Люди пытались сбежать с площади, валили друг друга с ног; то там, то здесь раздавались сдавленные стоны боли от ударов и давки. Горящий столб опасно накренился на правую сторону, и начали уже тлеть деревянные подставки сцены. Фауст прополз на четвереньках к ограде и принялся отвязывать лошадь.

– Почему их пропустили?! – завыл женский голос в глубине толпы. – Убивцев, да прямо в город! Где эти предатели, кто повелел?!

Столб оглушительно треснул и медленно опустился прямо на деревянный балкон, разорвав льняную крышу. С лестницы сбегал уже последний человек, но горящая доска, к которой крепилась ткань, рухнула прямо перед ним.

– Успокойтесь! Успокойтесь, никого здесь нет больше! Он один! – пытался перекричать толпу управляющий, прорываясь вперёд, но слышно его было только у самой сцены.Плюнув на крепкий узел, Фауст огляделся сквозь рассеивающийся дым и, опираясь на оградку, поднял меч, оставленный там дозорными.

– А говорили ведь, помните?! Говорили, что они все заодно! Хватайте Фероса, с его позволения ведь пропустили портовых!

Оружие оказалось очень тяжёлым, ослабевшие руки с трудом его удержали. Лошадь беспокоилась, она тоже боялась громких звуков и била копытами в панике.

– Тихо, тихо, – шептал мастер, – тихо, милая, я сейчас… – он замахнулся лезвием и опустил его на толстую верёвку. Кобыла всхрапнула.

– Ах ты ж мерзавец, – командир, дежуривший около сцены, наконец нашёл его и резко повернул к себе за плечи, – ты мне за… – он захрипел, прижав ладонь к окровавленному боку. Фауст бросил меч на землю и, обхватив дрожащими руками лошадиную шею, взгромоздился наверх в седло. Офицер повалился на колени и, скорчившись, упал на мостовую.

– Давай, милая, – прохрипел мастер, встряхнув поводьями и ударив её по шее что было сил, – беги, беги со всех ног! Мы едем домой…

Кобыла заржала и, привстав на дыбы, понеслась к краю площади. Её пугали шум и дым, и продолжавшие разрываться хлопушки, и огонь, который перекинулся на всю сложенную кучу поленьев. Люди отшатывались от её ног, но кто-то уже оставался лежать на мостовой.

– По коням! – крикнул управляющий, седлая своего скакуна, – его нужно перехватить, пока не встретился со своими!

Позади послышался топот сапог и тяжёлый стук копыт. Фауст снова хлестнул лошадь, и та понеслась со всех ног. Он силился вспомнить город; пришёл с ворот, брёл по прямой улице, и вышел… вышел прямо к сцене, значит, надо ехать кругом! Он продолжал подгонять кобылку, распугивая народ, пересёк площадь и рванул вперёд по центральной улице. Позади послышался треск дерева – балкон около проезда рухнул прямо на дорогу, превратившись в гору горящих досок и ткани. Стук копыт резко оборвался, сзади донеслись едва слышные команды управляющего и недовольный рёв обступившей его толпы. Раздался пронзительный женский вой прямо около сцены; почувствовав от того странное удовлетворение, Фауст обернулся на площадь. За костром балкона не было ничего видно; вся улица позади оказалась в дыму, а несколько человек на дороге лежали без чувств после давки, с отпечатками грязных подошв на спине.

Кобыла скакала без остановок по прямой до самых ворот; они, как и было уже с утра велено, оказались открытыми. Мгновенно промчавшись мимо караульных, покинувших свой пост и бегущих к площади, мастер выехал на тракт, по которому всего девять дней назад въехал в город. Он то и дело оборачивался проверить, нет ли погони, но никого не видал. Они должны были объехать городскую ограду с той стороны и поехать за ним, но как много времени ещё есть в запасе? Каждый раз, когда кобыла замедляла шаг, он снова её поторапливал. Как далеко он сумеет уехать, прежде чем его нагонят городские отряды? Что они с ним сделают, когда окружат в чистой степи, без преград и свидетелей?.. дым от пожара на площади поднимался густыми чёрными клубами; его даже не пытались ещё тушить. Хоть бы Лазаря не наказали за всё это, вдруг подумалось Фаусту. Лошадь уже устала, ей было тяжело, но он продолжал её подгонять. Вдруг вспомнилось, как он бежал из Осочьей. Столб дыма, бег, погоня… кобылка наконец выдохлась и перешла на бодрую рысь. Это было медленно, слишком медленно, чтоб уйти от тренированных армейских лошадей; но на своих двоих Фауст не смог бы ступить и шагу.