— В двенадцатом, Ваше Высочество, — мягко поправляет меня Жозефина.

— Точно. В общем, вот так. Он наш гость и будет жить пока в замке. Нужно подготовить ему комнату, наверное, голубую. Пастор неравнодушен к этому цвету.

— Ох, голубую. Ну, конечно, голубую! Я немедленно прикажу всё подготовить. Меню…

— Не беспокойся, он будет питаться тем, что приготовите. Иди, я пока покажу всё Томaсу.

— Багаж оставьте здесь, я сейчас позову Кастора. Кастор! Кастор! Где ты, негодный мальчишка! Кастор! Её Высочество дома! Непослушный пёс!

Жозефина, вереща и размахивая руками, возвращается в замок, а я улыбаюсь.

— Прости, она очень взбалмошная и заботливая, — произношу я.

— Всё в порядке. Я удивлён, что тебя не стошнило, — хмыкает Томaс и всё же несёт наши вещи.

— Мне она нравится. Она работает на меня уже пятьдесят лет, до этого работали её мама, бабушка и так далее. Жозефина верная и очень милая старушка, — улыбаюсь я.

— Она тебя любит, — замечает Томaс.

— Ну, я не так плоха, как ты думаешь.

— Я не об этом. Я знаю, что ты неплоха, но немного шокирован тем, что ты так легко общаешься с ней. И ты ей нравишься. Ты вряд ли кому-то нравишься из-за своей мрачности и молчания.

— Жозефина — это другое. Пошли, — фыркнув, вхожу в дом, в котором уже выстроились все слуги.

— Ваше Высочество, добро пожаловать домой.

— Ваше Высочество, нам вас не хватало.

— Ваше Высочество, мы так рады, что вы дома.

У Томaса быстро забирают вещи, пока со всех сторон кричат приветствия.

— Спасибо вам. Я тоже скучала по дому. Рада, что все живы. Это наш гость. Томaс, потом познакомишься с остальными, они все готовы исполнить твои просьбы. Я немного устала, поболтаем потом. Томaс, пошли, — командую я, поднимаясь по лестнице.

— Какой он красивый!

— Он будет королём?

— Раньше хозяйка никого сюда не привозила.

— И пахнет от него приятно.

— Он не лапает нас, такой милый.

Закатываю глаза, слыша хвалебные оды Томaсу, а он даже ничего ещё не сделал. Просто стоял рядом. Вот так легко мужчины разбивают сердце. Они даже усилий не прикладывают.

— Здесь очень красиво.

Вздрагиваю и поворачиваю голову к Томaсу.

— Да. Я стараюсь поддерживать дом в хорошем состоянии, но по понятным причинам он всё же запущен. Ты сможешь погулять, если захочешь. Здесь есть кладбище и озеро, а также конюшня и сад во внутреннем дворике.

— А это кто? — Томaс показывает на картину, и внутри меня всё леденеет. Я отворачиваюсь и сглатываю.

— Это моя семья. Здесь все, кто погиб. Мои родители, братья и сёстры, — тихо произношу я.

— Ты похожа на мать, — замечает Томaс. — Но глаза отца, голубые. Вы все были разными.

— Да. Меня нет на картине.

— Почему?

— Ну, я сбежала со Станом. Мы как раз в это время замышляли очередную пакость. Это было нашим нормальным состоянием. Я знала, что будут рисовать всю семью, и протестовала против этого. Я не любила быть на виду… у меня нет портретов. Я всегда это саботировала, а вот у Стана куча портретов. Он обожает быть в центре внимания. Но тогда писали всю династию и глав разных кланов. Мы со Станом сбежали на восемь месяцев в Африку. Это было сложное время из-за жары, но… было весело.

Тяжело вздыхаю и поднимаю голову на картину. Сейчас я жалею, что тогда была глупой. Я ничего не ценила. Никого. Мне казалось, что все меня недооценивают, унижают и не хотят, чтобы я была среди них.

— Его звали Русo?

Моргаю несколько раз и перевожу взгляд на хмурого Томaса.

— Да. Так звали моего отца и всем его детям дали второе имя в честь него, а первое выбирала мама.

— Понятно.

— Пойдём, — направляюсь вдоль коридора и стараюсь не смотреть на другие картины.

— Здесь так много картин, словно личная семейная галерея, — замечает Томaс.

— Это галерея смерти или горя. Все, кто здесь изображён, погибли, — мой голос садится, но я прочищаю горло, — кроме дяди Ромa. Его семья тоже здесь. Он потерял всех, в том числе семерых своих детей, пятеро внуков и возлюбленную жену.

— Зачем ты это делаешь с собой, Флорина? Эти картины надо снять.

— Нет, — резко реагирую я. — Нет. Это напоминание о моей глупости и о том, что я сделала. Нет.

— Но они же причиняют тебе боль.