– - Это вчера, -- задумчиво провещал Карась-Эмигрант и сновапомахал голубым конвертом.

– - Так ведь он же у нас тем более опубликует!
– - все уговаривал Карася-ПарижанинаКарась-Москвич, хоть вроде и посланный в столицу мирас противоположной миссией: видать, в глубине души чувствовал, что, сколько ни уговаривай, конверт весомее любых уговоров. Что, как говорится, написано перомю

И действительно -- Парижанин стоял насвоем:

– - Ну, у васю То есть: у насю Пусть публикует. У нас я попросту затеряюсь среди подобных себе. Никто и внимания не обратитю Восстановят гражданство, стану работатью Еще, может, почетным гражданином сделают. Возвращенцев у нас любят.

Некий Карась появился из лифтаи огляделся в поисках нужной двери. Онаобнаружилась не только номером, но и приколотой к обивке запискою: Входите без звонка. Так Карась и поступил и оказался в прихожей Благородного Карася. Там наличествовало еще дваплакатика: один -- под свисающими со шляпочницы разномастно-разноразмерными чулками: Желаете сохранить инкогнито -- наденьте, другой, с рукою-стрелочкой, направленной наближайшую дверь: Проходите сюда. Карась помялся несколько, натянул наголову чулок и, горько-иронически улыбнувшись собственному отражению, пошел в направлении, указанном нарисованным пальцем.

В кабинете скопилось Карасей больше десятка, и все, кроме хозяина, тоже в чулках. Прения были в разгаре.

– - Дачто я, гэбистов от урлы не отличу? Нанял себе охрану!
– - добрызгивал слюною инициатор Тайного Совещания.

– - Э, знаете, -- произнес с изрядным сомнением Карась, одетый коричневым, в рубчик, чулком.
– - Они себе иной раз таких набираютю

– - Нету там гэбэ никакого. Нету, -- тихий, но очень уверенный обкомовский басок провещал из-под чулкачерного, ажурного, с парой стыдливых дырочек в районе покатого лба.

– - А хоть бы и урла!
– - возразил чулок розовый, с цветочком набывшей щиколотке.
– - С нашим вооружением даухватками!..

– - Не перестреляют, как куропаток, -- милиция заметет!
– - Серый В Ромбик.

– - Разбой пришьют!
– - подтвердил Чулок Телесного ЦветаСо Спущенной И Наскоро Подхваченной Петлею.

– - Я всегдаутверждал, -- обличил хозяин, -- что рабы заслуживают своей участи! Еще Карамзин писалю

– - Отчего же непременно рабы?
– - пробасил Черно-Ажурный, прервав Благородного Карася.
– - Вы выражения-то, Дмитрий Никитович, выбирайте. Не рабы -- хозяева. Вас милицейский захват устроит?

– - Дане пойдет наэто дело милиция! Я уже выяснял!
– - кипел Благородный.

– - А это уже -- моя проблема, -- успокоил Ажурный.

– - Браво!
– - закричали Караси и захлопали в ладоши.
– - Вот и выход! Вариант! Превосходно!
– - и повставали со стульев, счастливые возможностью разойтись.
– - По одному, по одному выходимю Конспирация!

– - Стойте! стойте!
– - преградил дорогу хозяин.
– - А вы не боитесь стать жертвами командиразахвата? Или вот, скажемю поверьте, я не хочу вас обидетью нашего уважаемого коллеги?
– - кивнул в сторону Черно-Ажурного.

Караси несколько приумолкли.

Черно-Ажурный проворковал:

– - Я могу дать честное слово, что архив будет тут же уничтожен.

– - Видите!
– - с радостным облегчением сказал Телесный Со Спущенной Петелькою, однако, общего облегчения не произошло.

– - Честное словою -- протянул со смаком фразочку Карась из-под чулкакоричневого, в рубчик.

– - Если вам недостаточно моего честного словаю -- обиделся Черно-Ажурный, направляясь к выходу.

– - Почему ж недостаточно? Очень даже достаточно!
– - загудели, занервничали Караси, удерживая уходящего.

– - В таком случаею

Но Благородный Карась был несгибаем: выступил вперед, стал перед Черно-Ажурным:

– - Требую гарантий!

– - Пожалуйста, -- пожал плечами Ажурный.
– - Я попрошу, чтобы вас взяли с собой.

Наутро к Папскому Дворцу в Ватикане подкатил лимузин. Швейцарцы в черных медвежьих шапках отдали честь. Из лимузиначерез дверцу, предупредительно распахнутую шофером, выбрался знакомый нам по Садовой улице Батюшка-Карась в сопровождении Молодого Православного Священника. Навстречу по лестнице Дворцаспускался Высокий Чин Католической Иерархии. Последовали приветствия, рукопожатия, блицы вспышек неизвестно откудаповылазивших репортеров. Католический Чин обратился к Батюшке-Карасю с недлинной половинкою фразы, которая тут же былапереведенаМолодым Священником:

– - Его Преосвященство полагает, что аудиенция, которую Его Святейшество соизволило дать в вашем лице всей преображенной Российской Церквию

Католический Чин продолжил фразу, в которой даже Батюшке, ни бельмесане смыслящему в итальянском, внятными показались слова"Gorbatshoff" и "Рyeryestroyka". Но в этот как раз момент один из швейцарцев подал Батюшке-Карасю голубой конверт. Батюшкаглянул нанадпись и посерел с лица.

Что-то продолжал говорить Католический Чин, что-то переводил Молодой Священник -- все звуки исчезли для Батюшки, заглушенные гулким стуком крови в ушах.