– Ну!
– нетерпеливо подогнала Алина: длинное путешествие по запутанным коридорам, а теперь вот еще эта идиотическая медлительная недоверчивость майора грозили разрушить в сознании смутную догадку, которую Алина пока не сумела бы даже сформулировать.

– Что - ну?
– майор был более чем невозмутим и явно не спешил никуда - даже вернуться к прерванному чтению.

– "Зауэр", "зауэр"!
– протянула Алина требовательную ладошку.

– Ах, "зауэр"!
– обрадовался майор тому, что понял, наконец, чего от него ждут.
– Да что вы, обворожительная гражданочка! "Зауэра" у нас нету! Что вы! Откуда?! У нас вообще импортного оружия не бывает. Самоделочки в основном: ножи, заточки. Есть один старый "ТТ". Просверленныей. Если хотите!
– и майор чуть было не скрылся в закутке.

– Погодите!
– остановила его изумленная Алина.
– А чего ж вы тогда голову морочили, разрешение спрашивали?!

– Разрешение?
– задумался майор снова.

Алина повернулась на каблучках, вышла, хлопнула дверью.

Майор потянулся за отложенным Солженицыным, но, прежде чем открыть книгу, пробурчал.

– А потому, барышня, что то, что у нас ничего нету - это тоже секрет. Может, самый как раз главный!..

12. НАД ОБРЫВОМ

Когда Богдан пригласил Алину съездить на дачу, ей и в голову не могло прийти, что придется пилить добрых часа полтора: не дача, а загородное, что ли, именье; крохотное, но именье: уединенное, довольно высоко в горах, - эхо выстрелов звучало здесь суховато и разносилось далеко.

Стрелял Мазепа не по стандартной мишени, а по плакату застойных времен, изображающему бравого милиционера, поганой метлою выметающего всяческую нетипичную нечисть: воров, хулиганов, хапуг, расточителей народного добра. Плакат укреплен был на дощатом щите, тот на столбе, а столб вбит в каменистую почву на краю запущенного огородика, над самым обрывом, идущим к полупересохшей речушке, на другом берегу которой торчали голые скалы. Алина в бинокль видела, как в ореоле мелкой щепы из дощатой подложки возникают с интервалом в полсекунды пулевые дырочки точно посреди лбов (как в "Трембите"!) всех нехороших этих выродков, а потом нимбом располагаются вокруг головы краснощекого милиционера.

– Пиф-паф ой-ой-ой, - сказал, наконец, капитан и выдул из ствола пороховой дым.

– А можно - я?
– спросила Алина.

– Чего ж я тебя сюда тащил? Думаешь, только похвастаться собственной целкостью?

– С тебя бы как раз сталось! Вильгельм Тель!

Капитан перезаряжал пистолет.

– Только как за патроны отчитаешься?

– Перед кем?
– с некоторым вызовом поинтересовался Мазепа.

– Ну! перед!

– Девочка ты моя милая, - сказал Богдан наставительным, усталым тоном.
– На тренировочные стрельбы нам в год выдается девять патронов. Девять! И те - в тире, с рук на руки. Пиф-паф ой-ой-ой, как говорится. Так что если пользоваться только теми, за которые следует отчитываться! Вижу, вижу немой вопрос в твоих очаровательных глазках: а где ты их, Мазепа берешь?! Если скажу, что покупаю на черном рынке, ты, во-первых, конечно же спросишь, откуда у меня деньги, и уже во-вторых - уличишь в потакании преступности. Остается предположить воровство и коррупцию в недрах самого Министерства Внутренних Дел, не так ли? Ты права, моя маленькая: все это чрезвычайно! крайне печально. Но согласись: куда печальнее было бы, если б меня - пиф-паф ой-ой-ой при исполнении из-за того, что я тренируюсь раз в год девятью патронами, а они - когда захотят и сколько захотят. Единственное, как сказал некогда скучный, но великий Герцен, что охраняет нас от дурных российских законов - это столь же дурное их исполнение. Да, и зафиксируй, пожалуйста, для будущего очерка высокий образовательный статус рядового оперуполномоченного. Ну, стреляй!

– А мишень?

– Что - мишень?

– Не поменяешь?

Капитан пожал плечами.

– Экономишь на невесте?
– осведомилась Алина.

– Экономлю силы для невесты. В тех же самых недрах, дорогая, этих мишеней! Настоящих, кружочком - таких дефицит, а этих! Вот на днях pyeryestroyka, - последнее слово капитан произнес с утрированным иностранным акцентом, английским, что ли, - пиф-паф ой-ой-ой!
– новую пачку притащу. Со очередным сюжетом.

– В чем же тогда проблема?

– Давай пари: если хоть одна пробоина после твоей стрельбы там добавится, - кивнул капитан на изодранный плакат, - выполняю три любые твои желания!

– Любые?!

– Чтоб мне птички в рот накакали, - поклялся Богдан.

– И даже расскажешь про убийства в "Трембите"?

– О, Господи!
– шлепнул капитан ладонью по лбу в не столь уж и шутливом отчаянии.
– И далась тебе эта паршивая "Трембита"!

– Расскажешь или нет?

– Расскажу, расскажу!

– Честно?

– Ты попади сначала!

– А если не попаду?

– Не попадешь - не расскажу.

– Это весь мой проигрыш?

– Не весь!
– раздраженный разговорами о "Трембите", капитан только сейчас вспомнил, что предложил пари.
– Пойдешь со мной в погреб.

– Зачем это, интересно?
– дурашливо закокетничала Алина.

– Не за тем, не за тем, размечталась!

– Бурбон!
– шлепнула Алина Мазепу ладошкою по плечу.

– Мама велела привезти грибков, - пояснил он.
– И маринованных помидорчиков. Собирается знакомиться с невестою сына, устраивает большой парадный ужин. Старенькая совсем стала. Первое лето на даче не живет. А я смерть не люблю разбираться в этих банках!

Алина изготовилась. Капитан согнал с лица тень грусти, возникшую, едва он заговорил о маме.

– Погоди, не так!
– и обнял Алину, показывая позицию для стрельбы, но несколько переувлекся телом невесты.

– Ну Богдан, ну чего ты! Я же еще не проиграла! И вообще - мы же только что! Мальчишка!..

13. КАК УБИВАЛИ КАПИТАНА МАЗЕПУ

– Расскажи, как тебя убивали!
– они ехали с дачи в вечерней фиолетовой мгле, особенно располагавшей к интимной доверительности, что, впрочем, не помешало Алине, едва она произнесла непроизвольно эту фразу, подумать: