– Мазепа!
– крикнула было Алина вдогонку, но тут же и улыбнулась.

Постояла мгновенье, потом решительно оделась, взяла карточку с адресом, торт, цветы, пошла к выходу.

И встретилась со звонком в дверь.

– Кто там?
– не то, что бы Алина была особенно опасливою, но, кажется, рассказ Богдана о кирпиче в подворотне и перерезанных тормозных шлангах так или иначе на нее повлиял.

– Извиняйт, пожалюйст. Мне говорийл!
– донесся из-за полотна голос с сильным заграничным акцентом, - что капитан Мазепа можно находийт здейс.

Алина накинула цепочку, осторожно приоткрыла дверь на щелочку. На площадке стоял здоровенный негр.

– Не есть вольновайт!
– улыбался ослепительно.

– А я и не волнуюсь, - соврала взволнованная, встревоженная Алина.

– Интерпол, - пояснил негр и протянул сквозь щель ламинированную карточку с цветной его, негра, фотографией в верхнем левом углу.

Впрочем, Алине все негры казались на одно лицо.

– Заходите, - скинула цепочку, распахнула дверь.

– Где йейст Мазепа?

– Он! он на работе!

– А, тшортт!
– как-то не вполне по-американски выругался негр.

– У него что: неприятности?
– эта мысль не давала Алине покоя с того самого момента, как впервые прозвучало слово "интерпол".

– О, как можно?! Он нам, напротив, очень помогайл! Мы сегодня летайт! домой! из Киева. Я специально вырвайтс на часок! Делайт гуд бай. Сказать тенк ю. Передавайт приглашение! И вот: маленький презент, - негр достал из кармана ладную коробочку.

Алина открыла: поблескивая вороненым металлом, в коробочке устроился револьвер: не то "кольт", не то "смитт-и-вессон" - Алина мало в них понимала, поняла только, что оружие серьезное, не игрушка-"зауэр"!

– Патроны, - доставал из бездонных карманов негр коробочку за коробочкою.
– Кобура! Вы ему, надейяйтс, передайт? Сказайт - Джон. Вы йейст жена?

Изменяя обычной своей, на грани наглости, невозмутимости, Алина закраснелась:

– Невеста!

– Не-фест?
– переспросил негр.
– Что это? Ах, нефест!.. Хорошо! оч-чень хорошо!
– разулыбался.
– О'кей! Извиняйт. Самолет. Рад был делайт! Тшортт! Знакомстфф, - нашел слово и убежал, через три ступени на четвертую перескакивая непомерными ногами.

Алина снова открыла коробочку, поглядела завороженно на содержимое.

– И чего они сегодня все так торопятся?..

15. СМОТРИНЫ

– Я, наверное, пойду, - встала, наконец, Алина из-за стола, заставленного останками парадного ужина и вечернего чая.
– Поздно уже. Вряд ли он сегодня появится.

– Что, Алиночка? замучили мы вас стариковскими байками?
– встала в свою очередь мама Богдана - совсем, оказывается, не такая, какою представляла себе ее Алина (надо думать, и банку с помидорами особенно к себе не прижимала даже в самый критический момент): светская, ироничная, красивая в свои сильно за шестьдесят (седина казалась специально напудренными буклями по моде пятнадцатого Людовика) - и обвела комнату, которую и впрямь было разглядывать да разглядывать: десятки афиш, начиная еще с сильно довоенных, еще с польских лет; фотографии из спектаклей; макеты декораций, спрятанные от пыли под стеклянные параллелепипеды; костюмы на манекенах вроде портновских: что-то давнее, манкое и недосягаемое!

– Ой, что вы!
– не покривила Алина душою.
– Я и не ждала, что мне еще может быть так интересно!

– Еще?
– изумилась богданова мама.
– Эх, мне бы ваше еще! Двадцать восемь - это ж даже еще не молодость! А мы вот с отцом все! Прожили, так сказать, жизнь в чужих обличьях. Но этим, может, только и спаслись: век-то нам на долю выпал! людоедский.
– Согнала с лица грусть, улыбнулась.
– А то давай еще чайку, а? И наливочки.

– Я ж за рулем, Олеся Викторовна!
– не то жалея и извиняясь, не то укоряя возразила Алина. Но за стол вернулась.

– Домашнее производство!
– не очень приняла всерьез Олеся Викторовна алинино возражение.
– Специальная вишня. Сериз. Можно сказать - шерри-бренди!

Алина и сама принимала свои возражения не очень всерьез:

– Я понимаю, но! Ладно, одну рюмочку - в чай!

– А вот, Алиночка, вот что вам, наверное, будет не так скучно, как прочие стариковские реликвии!
– налив чаю, Олеся Викторовна полезла куда-то в угол, достала с нижней полки этажерки толстый, в парче, альбом.
– Богдашины фотографии.

Прежде чем поднять тяжелую обложку, Алина глазами и пальцами полюбовалась ее фактурою: где, когда, кто выпускал такие вещи?! На первой страничке голенький мальчик лежал на животе и, являя характер, изо всех сил удерживал головку. Алина подумала, что вот таким же, наверное, будет у них с Мазепою сын, и осталась довольна. От странички к страничке мальчик мало-помалу рос, обряжался сначала в короткие штанишки на лямочках (шея повязана огромным пышным бантом), потом в школьную форму, стрелял в пневматическом тире, обнимал за плечи двоих друзей: эдакие три мушкетера из пятого "б", красовался в первом взрослом костюме, - ну, словом, все как везде, как в почти любом нормальном доме, и, если б не ее суженый был запечатлен в альбоме, Алина пролистнула б его быстро, с вежливо скрываемой скукою. Здесь же обнаруживалось столько интересного!