17. ГАДЮЧНИК У ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ

– Д-дальше?
– нетвердо, заплетающимся языком переспрашивает опустившаяся алкоголичка лет пятидесяти, в которой только весьма извращенное воображение способно узнать ту юную гордую красавицу: "Будущей знаменитости - от меня"!
– Д-дальше - К-коляня свистнул!

– Свистнул?
– не очень соображает Алина.

– А-га, - подтверждает бывшая красотка.
– Вот так, - и, оперев локти о грязную, в пивных лужицах, в рыбной чешуе пластиковую столешницу, вставляет в рот два пальца и шипит.
– В общем, не важно, - резюмирует, удостоверившись, что свиста все равно не получится.

– И что же? Они послушались?
– позволяет себе Алина усомниться.

– Они-то? Как миленькие! Стоят - прям' школьники, головы опустили. Один только залупнуться попытался, молоденький такой. Ты ж сам, говорит, сказал! А Коляня ему: заткнись, мол, и матом, матом. Вот так вот приблизительно!

– Не надо, - поморщилась Алина.
– Ради Бога - не надо!

– А-а-а!
– протянула женщина и высунула язык.
– Не н-нравится?! Брезгуешь?

– Не нравится, - твердо согласилась Алина и невнимательным взглядом в который ужа раз обвела жуткую эту пивную забегаловку на задворках.

– А что Богдан?

– Что Богдан, спрашиваешь? Ты мне пивка еще принеси пару кружечек, а то совсем что-то память отшибает.

Алина брезгливо взяла за нечистые ручки порожнюю посуду, пошла к стойке.

– Б-богдан?.. А что - Богдан?..
– бормотала меж тем алкоголичка.

– Ну да, - соображала Алина, стоя в очереди к крану, которым управлял молодой крепкий парень, сам явно непьющий.
– Богдан был без сознания. Богдану потом впарили, что это Коляня его спас.
– Алина и не заметила, как сама - мысленно, во всяком случае, принялась употреблять жаргонные словечки.
– На всю жизнь впарили! Привили чувство неистребимой благодарности. А как спас, как у него получилось!
– мелочами Мазепа не интересуется. Верит в сильного человека и считает, что все тому по плечу. И подружка, конечно, ничего не рассказала. Коляня отговорил. Припугнул. Хороша подружка! Не-ет, так запросто люди не спиваются!

Пива, наконец, налили. Алина, оберегая ношу, славировала между пошатывающимися мужиками. Былая красавица хватанула полкружки сразу, вытерла рукавом губы.

– И ничего у нас после этого с ним не склеилось! Богдан ходил, конечно. Гордый был! Сам себе доказывал, что не боится. Коляня вокруг него и так вился, и эдак. Только все равно - ничего у нас с Богданом не склеилось! А и чего могло быть? Мне - семнадцать, ему - пятнадцать. И семьи, можно сказать, разные. Воспитание. Красота красотою, а воспитание!
– и алкоголичка значительно подняла указательный палец.
– Потом родители увезли его куда-то. На лето!

Первая любовь допила пиво и добавила, следуя своей логике:

– Я всегда знала, что его убьют!

– Кого?
– испуганно спросила Алина.
– Богдана?

– Коляню, Коляню!
– усмехнулась первая любовь.
– Богдан - непотопляемый. Заговоренный, - и отхлебнула из другой кружки.
– Даже странно, что так поздно убили! Нарывался! Наглый был чересчур!

– Так вы, выходит, сейчас совсем одна?
– Алина никак понять не могла, жалко ей эту несчастную или не жалко.

– А я и всегда совсем одна была, - равнодушно сообщила несчастная. Ну, подкинет он мне тыщу. Ну, прогуляем ее!

– А кто убил, не догадываетесь?

– Я?
– изумилась алкоголичка и ткнула себя в грудь.
– Догадываюсь? после чего пьяно, истерично, надолго расхохоталась.
– Да если б всех, кто Коляню с удовольствием убил бы, собрать - они в эту ресторацию не вместились бы!

– А, может, этот?
– с нелогичной надеждой спросила Алина.
– Ну, который! Ты же, который, говорит, сам сказал! А?

– Этот?
– снова расхохоталась женщина.
– А чего? Может, и этот! Только навряд. Его и самого уже давно в живых нету!
– хохотала, хохотала, хохотала!

(Алина, впрочем, еще прежде чем спрашивала, прекрасно понимала, что не этот).

Хохот первой любви перешел в истерику, в припадок. Алина тронула женщину за плечо, та не отреагировала, и Алина поняла, что, кажется, не жалко. Ей самой даже как-то грустно стало от того, что не жалко, но поделать она не могла ничего, разве что перед самой собою притвориться Алина и притворилась.

– Я пойду, ладно?
– спросила виновато, робко и, не дожидаясь окончания истерики первой любви, со всех ног побежала из гадючника - мимо каких-то облупленных железобетонных заборов, мимо железнодорожной насыпи, мимо, мимо, мимо!

Впрыгнула в "Оку". Спрятала лицо в ладони рук, опертых о колени.

!Юная красавица склонилась над недвижимым Мазепою: жив ли?

!Молоденький парнишечка глядел на расходившегося Коляню не с укором даже - с изумлением: ты же сам, понял, сказал!