Шрифт:
— Папа снимал всё, начиная со свадьбы, — грустно добавляет Саймон, игнорируя интонацию матери.
— Дорогая, как ты себя чувствуешь? — Руни подходит ко мне и слегка приобнимает. Мне немного неудобно от того, что она весьма резко переключилась на меня. И пока не знаю, как вести себя с девушкой моей мамы, особенно после того, как мы две минуты назад обсуждали моего отца.
— Нормально, — вру, а что мне ещё делать, сказать правду? И смотреть на их реакцию? Пожалуй, я пока к этому не готова. Нам всё-таки жить в одном доме. Всё было бы проще, если я сегодня бы не проснулась в психиатрической лечебнице, а девушка моей родительницы не была бы мамой моего лучшего друга.
***
После насыщенного вечера меня просто вырубило в своей кровати. Мне было достаточно только положить голову на подушку. Я бы наверное так и проспала до утра, если бы меня не разбудила смска от Майкла.
«Если что, я ночевал сегодня у тебя. Утром зайду.»
Что за херня, скажите мне, пожалуйста?!
Закрываю глаза, чтобы уснуть. Но вот бывает же так, что резко просыпаешься и всё, хоть овец считай, но навряд ли это поможет. Во рту пересохло. Может пойти и попить воды? Недолго думая, встаю с постели, накидываю халат, и иду еле переставляя ноги. Ковыляя по лестнице, слышу звук телевизора. Проходя мимо часов, вижу, что сейчас половина третьего ночи. Спускаюсь в гостиную, на разложенном диване под одеялом лежит Саймон и смотрит старое видео. Похоже это футбольная игра. По полю бегают мальчишки лет девяти. Сердце пропускает удар, когда в центр кадра попадает малыш Стелс с мячом. Делаю несколько шагов к дивану, находясь в чём-то наподобие транса.
В голове только слова друга, произносящие, что он больше никогда не будет играть в футбол. Эта фраза из прошлого срывает швы с ещё кровоточащих душевных ран. Меня накрывает волна дикого чувства вины, забирая остатки кислорода из лёгких.
Обращаю внимание на то, как маленький Саймон счастлив. Он так улыбается с мячом в руках. Я вообще не помню, чтобы Стелс так когда-либо улыбался. Это что-то настолько искреннее и непосредственное, от чего уголки моих губ невольно ползут вверх. Только вот по щеке предательски течет слеза. Это полный душевный диссонанс.
Парень поворачивает голову, словно почувствовав, что я стою за его спиной. Быстро смахнув влагу с лица, чтобы не подавать виду, задаю самый нелепый вопрос: «Ты чего тут делаешь?»
— Вообще-то я тут сплю, — усмехается друг, переводя свой взгляд с меня обратно на экран. Он завороженно смотрит в прошлое и наверняка думая о чём-то хорошем. По крайней мере я надеюсь на это.
— Это?
— Моя первая игра. Стащил сегодня у отца пару кассет, — говорит Саймон, не отрываясь от телевизора. В его голосе звучат нотки грусти. Глядя на экран, мне почему-то в голову приходит мысль об Александре Стелсе. Отце, который снимал это видео для своего сына. Сомневаюсь, что он мог тогда предположить, что его маленькому футболисту в семнадцать запретят играть. А в восемнадцать лет Саймон будет смотреть это видео один, лежа на диване в доме женщины, которая увела его мать из семьи. Мы с мамой как-то разрушительно влияем на судьбу Стелсов. И это очень больно осознавать. Всхлипываю, забывая о том, что друг может услышать.
— Ты что плачешь? — парень поворачивает голову и недовольно хмурит брови. — Иди сюда, — он протягивает руку, я хватаюсь за горячую ладонь. Ещё секунда, и я спотыкаюсь и падаю в объятия друга. Становится только хуже. Мне больно от такого тепла. Почему я не могу дать ему то же, что и он мне? Я только забираю, только рушу его жизнь.
— Прости меня, — шепчу сквозь град слёз, которым нет конца.
— Ты с ума сошла? За что? — возмущается Стелс, укачивая меня в объятиях как маленького ребёнка.
— Ты не играешь больше в футбол из-за меня, — эти слова режут по горлу, потому что для меня они горькая правда. Правда, которая в буквальном смысле сводит с ума.
— Я не играю из-за Райана. Не ты вложила ему биту в руки, — произносит парень, я отрываю голову от его плеча и смотрю ему в глаза, и нахожу в них такую же боль, как и в моём сердце. Ему хреново, так же как и мне.
— Но… — мне хочется выговориться, но мозг виснет, подбирая правильные фразы.
— Боже, никаких но… Я ни в чём тебя не виню, всё, что произошло — не твоя вина, — он обхватывает мою голову руками и говорит так, чтобы его слова были выжжены в моей памяти, —Запомни, если бы я смог повернуть жизнь вспять, я бы ничего не поменял, как бы жестоко это не звучало, — Саймон замолкает на секунду, но в итоге добавляет: «Я бы прошёл через всё это с тобой, в любом случае».
Слёзы продолжают катиться по щекам. Я просто не могу не плакать в такой момент.
— Тише, не плачь, — он снова прижимает мою голову к своему плечу и нежно гладит по спутанным волосам. Слышу, как Саймон шумно выдыхает.
— Не могу.
— Тогда посмотри, как Тёрнер проворонил мяч, — внезапно произносит Стелс, и мой мозг впадает во временное замешательство.
— Ты врёшь, — усмехаюсь такой неправдоподобной попытке отвлечь меня.
— Смотри сама, — отрываю голову от его плеча и смотрю на экран телевизора. В кадре маленький пупсяш Тёрнер. Злится, пинает траву на поле и так сладко дует губки. Мне почему-то становится смешно. — На три вещи можно смотреть вечно — как горит огонь, течет вода и бесится Майкл Тёрнер, — сквозь смех добавляет Стесл. А я продолжаю наблюдать за малышом, который имеет необъяснимый дар поднимать моё настроение даже из прошлого.
Мы просидели так где-то час, пересматривая кассету. Отец Саймона старался запечатлеть каждый момент, начиная от разминки, заканчивая тем, как горделивый малыш Саймон хвастается своей медалью. Как Миссис Стелс гневно разбиралась с судьёй, потому что тот засчитал не все очки сына. Эта женщина готова порвать любого за своего сына на мелкие кусочки. Девять лет назад их семья казалась такой идеальной. А что сейчас? Пожалуй, у меня нет развернутого ответа на этот вопрос.
***
Не помню как уснула и как оказалась в собственной постели. Из-за лекарств я очень много сплю. И мне не кажется это странным. Проснувшись сегодня рано утром, мне не захотелось вставать. Взяв в руки учебник по биологии, я принялась читать пропущенный материал. За несколько часов я услышала, как мамы ушли на работу, Саймон в школу, а бабуля втихаря к своему Бернардо.