Когда Шэнь Вэй целую ночь смотрел на него в хижине. Именно тогда Чжао Юньлань впервые что-то заподозрил. Однако говорить об этом Палачу Душ было странно, и Юньлань поспешно притормозил и проглотил остатки своих рассуждений.

— И кроме того, твоё сердце остановилось так резко, что моим первым инстинктом было спросить о тебе книгу Жизни и Смерти. Оказалось, что «Шэнь Вэй» — это человек без души из невообразимых глубин преисподней, — припомнил Юньлань, постукивая пальцами по колену. — Если подумать, то подсказки были повсюду.

Палач Душ молчал: кажется, ему нечего было сказать.

Юньланю тоже было не по себе: на него накатило сожаление, что всё происходит так резко и прямо. Стоило вспомнить, что он вытворял перед «Шэнь Вэем» в прошлом и с какой целью… Ему отчаянно хотелось притвориться мёртвым или заявить, что он мистическим образом потерял память.

Юньлань потёр виски: за сегодняшний день он успел натворить столько глупостей, что теперь чувствовал себя настоящим идиотом.

Прежде, чем он справился со смущением и решился снова раскрыть рот, прошло немало полных неловкости минут.

— Я не знал, что профессор Шэнь… Чёрт. Прошу простить меня, если я каким-то образом вас задел, Ваша Честь.

Шэнь Вэй покачал головой.

С каждой минутой сомнений у Юньланя становилось всё меньше, а вопросов — больше и больше, но глядя в отсутствующее искажённое лицо Шэнь Вэя, он не решился снова заговорить. Вместо этого Юньлань сполоснул свою кружку, улёгся на небольшую гостевую койку и скорчился там, смирившись с неудобством.

— Уже поздно, — пробормотал он, не задумываясь, — отдыхай. Зови, если что-то понадобится.

И только потом осознал, с кем разговаривает. Весь день сегодня его слова были не к месту. Первый раз в жизни Чжао Юньлань вынужден был признаться в собственной непроходимой глупости. Лучшим решением было заткнуться, отвернуться к стене и попытаться уснуть.

Однако ни один из них той ночью не сомкнул глаз.

***

Первой неладное заподозрила Чжу Хун: шеф Чжао совершенно неожиданно вдруг превратился в настоящего паиньку.

Перестал напиваться с братцем Ланом, перестал пороть чушь днями напролёт и выискивать оправдания для бесстыдного флирта с профессором Шэнем.

Даже когда его сотрудники завалились ночью в бар и попытались списать расходы на рабочие, шеф Чжао не стал возражать. И даже ругаться не стал — просто молча подписал бумаги. И не пытался присоединиться к веселью.

Шэнь Вэй всё ещё торчал в больнице; Юньлань перетащил туда свой ноутбук и так и работал, сидя на жёсткой гостевой койке. Только велел Го Чанчэну принести ему из отеля смену одежды.

Чжу Хун подозрительно наблюдала за ним, не отводя глаз: интуиция подсказывала ей, что что-то плохое произошло тем вечером, когда шеф напился. Должно быть, он окончательно растерял остатки стыда и принудил профессора Шэня к чему-то непотребному.

И повёл себя при этом чересчур жёстко, иначе как бы Шэнь Вэй оказался в больнице?

Однако Чжу Хун не хотелось в это верить. Напоить Чжао Юньланя было не так-то просто, и тем вечером только Шэнь Вэй был действительно пьян. Уходя, Юньлань ещё точно был в ясном сознании. Кроме того, среди любовников у него была неплохая репутация: все они признавали, что он щедр, предан и расставаться всегда старается по-хорошему. Чжу Хун ещё ни разу не слышала, чтобы он вёл себя, как мудак, и тем более не могла заподозрить его в склонности к насилию.

Неужели профессор Шэнь нравился ему так сильно, что шеф Чжао лишился разума и опустился до принуждения?

Чжу Хун вертела и крутила эту мысль в голове, но так и не пришла к однозначным выводам. Зато подумала с толикой зависти: неужели Шэнь Вэй оказался для Юньланя настолько хорош?..

***

Чжао Юньланю пришлось ещё пару раз сухо напомнить Шэнь Вэю подыгрывать докторам, и тот непонятно как, но справился с этой задачей. Через два дня врачи поставили Шэнь Вэю диагноз «сердечный приступ», вызванный острой аллергической реакцией на алкоголь.