Он поставил стакан, чтобы закурить сигарету. Какое-то движение на улице заставило его подойти к окну.

Какая-то машина остановилась перед бунгало. Кен видел, как открылась дверца машины и как появился силуэт мужчины.

Он стоял пригвожденный к месту, со стиснутыми зубами, со свистящим дыханием.

Второй мужчина выпрыгнул из машины, и оба пересекли несколькими шагами тротуар и оказались перед входом в сад.

Человек, который толкнул калитку, был одет в коричневый костюм. Кен узнал его. Это был сержант Донован.

Через семь часов после ухода Кена, в девять часов пять минут, полицейская машина резко затормозила перед зданием № 25 на Лесингтон авеню и остановилась позади других поли-цейских машин, которые уже стояли тут около четверти часа.

Регулировщик стал наводить порядок, а лейтенант Гарри Адамс из Службы Расследований вышел из машины и медленно поднялся по ступенькам к входу.

— На последнем этаже, лейтенант,— сказал регулировщик, приветствуя его.— Сержант Донован наверху.

— А где вы хотите, чтобы он был? В подвале? — ответил Адамс вполголоса. И не взглянув на него, он вошел в вестибюль.

Остановившись перед ящиками для писем, он проворчал:

— Дом свиданий! Первое убийство за два года и надо же, чтобы оно случилось в доме свиданий.

Адамс был небольшого роста, худой и живой. Его шевелюра, ослепительной белизны, сильно контрастировала с его черной шляпой. У него было грубое лицо со впалыми щеками и длинный острый нос. Когда на него находили приступы гнева, его серые глаза начинали гореть, как электрические лампочки. С невыразительным лицом он считался жестоким, неумолимым и опасным, и ненависть, которую к нему чувствовали его подчиненные, была не менее той, которую чувствовали преступники, несчастливая судьба которых бросила их на его пути.

Но это был полицейский офицер первого класса. Его мозг по крайней мере в четыре раза быстрее работал, чем у Донована, и Донован это знал. Большой мужчина пребывал в постоянном страхе перед Адамсом, которого считал способным понизить его в звании при малейшей оплошности.

Медленным шагом Адамс стал подниматься по лестнице.

Дом был молчалив. Он никого не встретил. Можно было подумать, что жители дома, зная об его приезде, попрятались в свои квартиры и теперь находились за запертыми дверями, удерживая дыхание.

Джексон, красноликий флик, стоял на лестничной площадке верхнего этажа, когда появился Адамс. Он приветствовал его и, зная достаточно хорошо Адамса, удержался от того, чтобы начать с ним разговор, не будучи приглашенным к этому.

Адамс вошел в большой салон, где Флетчер, эксперт, занимался снятием отпечатков пальцев.

Донован бродил по комнате, заметно омраченный рассуждениями.

Адамс прошел через салон и вошел в спальню, как будто заранее знал, что там лежит труп. Остановясь около кровати, он в течение нескольких минут рассматривал тело Фей. Не спуская с него глаз, он достал из портсигара сигарету, закурил и выпустил дым из тонких ноздрей.

Донован на пороге, напряженный и молчаливый, не спускал с него внимательных глаз.

— Врач едет? — спросил Адамс, повернувшись к нему.

— Он в дороге, лейтенант,— ответил Донован.

Адамс наклонился и положил руку на руку Фей.

— По моему мнению, смерть наступила приблизительно в шесть часов...

— Кинжал, лейтенант...

Адамс посмотрел на нож на полу, потом повернулся к Доновану.

— Что такое с ним?

Большой мужчина покраснел.

— Это орудие преступления,— сказал он, сожалея, что заговорил.

Адамс поднял свои белые брови.

— Вы проницательны. А я думал, что она взяла его для того, чтобы чистить себе ногти. Так что, вы думаете, это орудие преступления?— Его взгляд загорелся.— Что же вы хотите, что бы это могло быть, дурак? Замолчите лучше.

Он повернулся к нему спиной и стал ходить по комнате, сопровождаемый взглядом Донована, в котором ясно была видна ненависть.

— Какие сведения вы собрали относительно нее? — неожиданно спросил Адамс.

— Она новичок в своей профессии и занимается этим лишь около года. Раньше она была танцовщицей в «Голубой Розе». Она не фигурировала в наших списках и никогда не была замечена в чем-либо предосудительном.

Адамс повернулся.

— Войдите и закройте дверь.

Донован послушался. Он знал по опыту, что спокойствие Адамса ничего хорошего не предвещало и поэтому все время держался настороже.

— Газеты ведь еще не оповещали, не так ли? — спросил Адамс тихим голосом, садясь на край кровати и оттолкнув ногу Фей, чтобы освободить себе место, совершенно не смущаясь таким соседством с трупом.

— Нет, лейтенант.

Донован боялся журналистов. Городская пресса, которая беспрестанно упрекала полицию в бездеятельности, несколько раз проезжалась на его счет, не стесняясь в своей критике.