Шрифт:
О’Бриен поднял голову.
— Вы верите в Деда Мороза, Джонни,— сказал он. В его голосе звучала ярость.
Он встал и подошел к двери, открыл ее и сделал знак Таксу, который ожидал снаружи.
— Входи!
Такс молча вошел в каюту, закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Джонни бросил на него испуганный взгляд и отшатнулся.
— Послушайте меня хорошенько, Сеан,— сказал он.— Вы уже достаточно поиздевались надо мной. Если вы опять начнете это делать, то клянусь вам, вы пожалеете об этом.
О’Бриен не обратил никакого внимания на это заявление.
— Джонни останется здесь,— сказал он Таксу,— до того времени, когда я подам знак. Если он попробует протестовать, ты дашь понять, что ему лучше слушаться. Я поручаю его тебе, Такс. Если он будет плохо вести себя, тебе останется лишь разбить ему морду.
— Понятно, патрон! — сказал Такс, и его грубое лицо оживилось.
— Вы не имеете права держать меня здесь! — возмутился Джонни.— Если вы меня сейчас же не отпустите, я разрушу вашу карьеру!
— Бедный кретин!—усмехнулся О’Бриен.— Вы останетесь здесь столько времени, сколько я найду нужным. И я советую вам помолчать, если не хотите, чтобы вас успокоили.
Джонни бросился к О’Бриену со сжатыми кулаками, но Такс быстро вмешался, остановил его порыв, откинув назад.
— Вы мне за это заплатите! — кричал Джонни, с искаженным лицом уставившись на О’Бриена.— Гилда не выйдет за вас замуж, гнусное отродье!
О’Бриен посмотрел на Такса, сделал ему знак головой и открыл дверь каюты.
Такс бросился вперед, заставил Джонни повернуться и ударил его кулаком по лицу. Голова Джонни ударилась о стенку, и он упал на четвереньки.
О’Бриен на пороге двери наблюдал эту сцену.
— Дай ему еще немного,— сказал он,— только не слишком.
Ударом ноги в бок Такс заставил Джонни повернуться на спину, потом схватил его за перед рубашки, поставил его на ноги, прислонив к стене. Из носа Джонни текла кровь, глаза были вытаращены. Такс держал его одной рукой, а другой рукой стал наносить ему серию пощечин.
О’Бриен закрыл дверь, поднялся наверх и снова сел в лодку. С лица его не сходила жесткая усмешка.
Рафаэл Свитинг ожидал у перехода возможности перейти улицу. Он держал под мышкой свою болонку, и пес следил за проходящими машинами с таким же нетерпением, как и его хозяин.
Дождь перестал, и влажная жара заставила Свитинга потеть. Наблюдая за потоком проходящих машин, он мечтал о том дне, когда сможет купить себе машину. В настоящий момент он имел всего два доллара и шестьдесят центов, и, несмотря на свой оптимизм, совершенно необъяснимый, он не видел никакой возможности увеличить эту сумму на этой неделе.
В это утро с небольшими перерывами из-за следствия, проводимого полицией, и с увозом тела Фей, за которым он наблюдал с нездоровым любопытством из-за занавесок, он написал и отправил пятьдесят писем с просьбой о помощи. Он по опыту знал, что ответа не стоило ждать ранее чем через дюжину дней.
В течение многих лет Свитинг жил за счет благотворительности и легковерности людей. Его письма, в которых говорилось о его бедственном положении и в которых он просил «совсем немного», адресовались наследникам состояний или видным артистам, имена которых он вычитывал в газетах и журналах. Это позволяло жить ему с достаточным комфортом.
Когда приходили неудовлетворительные ответы, он перекидывался на шантаж или карманное воровство, но в этой своей последней специальности он имел несчастье попасться на глаза полиции. Восемь лет он провел в тюрьме, и у него не было никакого желания возвращаться туда.
Ожидая на краю улицы, он думал о том, что ему придется обратиться к кому-нибудь, если он хочет оплатить свою квартиру в конце недели.
Утренняя суета и визит сержанта Донована здорово нарушили его спокойствие, и теперь он искал возможности менее рискованного получения денег.
Он вышел на шоссе и тут заметил человека высокого роста, который вышел из служебного входа Национального банка. Свитинг сразу же узнал его. Это был тот клиент, который поднялся вместе с Фей прошлой ночью. Очень возбужденный, Свитинг поспешно перешел улицу и последовал за ним.
Свитинг уже давно знал, что ему совершенно неинтересно давать сведения полиции. Совсем наоборот. Так что когда Донован спросил его, не видел ли он кого-нибудь выходящим от Фей, он остерегался информировать его.