Шрифт:
– Я не беру…
– Ты слишком много на себя берешь, разговаривая, – он снова прервал меня, сосредоточившись на Зейне. Верхняя губа скривилась. – Ты не производишь на меня впечатления.
– Приятно это знать, – простонал Зейн, заставляя себя сесть. Я отползла назад, поддерживая его вес, когда он встретил взгляд Михаила.
Мой отец продолжал насмехаться:
– Твоя вера в демонов сильно меня беспокоит.
– Я… представляю, – ответил Зейн. – Учитывая все обстоятельства…
Усмешка исчезла.
– Но вот мы здесь, как и должны были быть. Ошибка допущена десять лет назад. Это больше не повторится.
– Ошибка? – я сразу вспомнила разговор Тьерри и Мэттью, который подслушал Арахис. Они говорили об ошибке. То же самое говорил и Миша: моя мать была близка к разгадке. – Какая ошибка?
Не думала, что отец ответит, но он сказал:
– Защитники предопределены при рождении, они связаны со своими подопечными еще до того, как впервые их повстречают. Они думали, это был Миша, основываясь на том, как быстро ты прониклась к нему симпатией при первой встрече. Они ошиблись.
– Они?..
– Те, кто заботился о тебе. Тьерри. Мэттью. – Белые глаза Михаила переместились на Зейна. – Твой отец.
– Мой отец? – повторил Зейн.
– Твой отец должен был забрать ее, – сказал он, наклонив ко мне подбородок. – Не полудемона.
У меня отвисла челюсть.
Зейн покачал головой. Это доставило ему боль, и он застонал:
– Я не… понимаю.
– И я. Ты говоришь, я не должна была быть связана с Мишей. Тогда почему ты связал меня с ним? – мои мысли понеслись вскачь. – Почему не вмешался? Почему?.. Ты должен был…
– Это не моя работа – вмешиваться, и не твое право задавать вопросы о том, что я должен или не должен делать, – сказал архангел, и его глаза вспыхнули белым светом. – Я не понимал, что была допущена ошибка, пока вы не оказались связаны узами. Я решил посмотреть, что произойдет дальше.
Я была как громом поражена.
– Ты… решил посмотреть, что произойдет?
– В конце концов, это, вероятно, было частью великого плана, – ответил он, а затем пожал плечами, словно в этом не было ничего особенного.
Ему было все равно.
Его не волновало, что Миша не должен был быть связан со мной. Или что Миша теперь мертв. Ему просто-напросто было все равно.
И почему я была удивлена? У ангелов не было эмоций. У них даже не было души, не то что у людей.
Плечи моего отца расправились.
– Принимаешь ли ты, Страж, связь, отказываясь от всех остальных привязанностей и обязанностей, чтобы стать ее Защитником, пока смерть не разорвет эту связь?
У меня перехватило дыхание.
– Да, – простонал Зейн. – Да, я стану ее Защитником.
Паника расцвела во мне. Все происходило слишком быстро.
– Зейн…
– Да будет исполнена твоя воля, – мой отец положил руку на изуродованное лицо Зейна, заставив его задохнуться от боли. Вторую руку он положил на меня, и тогда я почувствовала это.
Тепло хлынуло через его ладонь, в меня и из меня, перетекая через архангела в Зейна. Его тело склонилось, и благодать наполнила его, безвозвратно соединив со мной. Зейн был залит небесным светом, совершенно неразличимый. Я едва могла дышать, когда почувствовала, как тепло разливается по моей груди, заменяя связь, когда-то существовавшую с Мишей, стирая образовавшуюся пустоту.
Боль – о боже, боль от предательства Миши все еще была там, но… Зейн тоже был там. Я чувствовала, как глубоко внутри меня он пускает корни, его сущность становится частью моей.
Потом я почувствовала нечто большее.
Два удара сердца вместо одного. Мое. Его. Вместе. И это… было то, чего я никогда не ощущала с Мишей.
Когда свет померк, Зейн сел, упершись руками в землю, его обожженная и порванная кожа и грудь зажили.
Видеть это, знать, что с ним все в порядке, было почти невыносимо. Меня начало трясти.
Мой отец наклонился, что-то шепча на ухо Зейну. Я не могла расслышать, что именно. Но что бы это ни было, глаза Зейна расширились, и его взгляд метнулся ко мне. На лице появилось выражение зарождающегося понимания.
– Поднимитесь, – архангел Михаил убрал от нас руки. – Ибо то, что началось тысячелетие назад, теперь у порога. Предвестник прибыл, – его голос стал более глубоким, раскатистым, как гром, и слова, которые он произнес, пробирали меня до глубины души. – Конец близок. Остановите его, или человечество погибнет.