– Ой, мой муж делает это на обратной стороне старого конверта.

Заканчивая лекцию в синагоге, астроном говорит:

– Некоторые мои коллеги считают, что наше солнце умрет через четыре-пять миллиардов лет.

– Сколько-сколько, вы сказали?
– раздался голос из зала.

– Четыре-пять миллиардов.

– Уф, слава Богу! А мне показалось - "миллионов".

Два еврея замыслили убить Гитлера. Это должно было состояться на выбранном ими углу, в полдень. Спрятав под одеждой оружие, они к полудню стояли на месте. Наступило двенадцать часов, прошло ещё полчаса, а никакого Гитлера не было.

– Ой, - сказал один из друзей, - я надеюсь, что с ним ничего не случилось!

Готтлиб умирает. Слабым знаком головы он подзывает жену.

– Позови христианского священника. Скажи, я хочу сменить веру.

– Сидни, что ты говоришь? Ты же всю жизнь был правоверным евреем! И вдруг - перейти в другую веру!

– Лучше пусть умрет один из них, чем один из нас.

Среди многочисленных магазинов в центральной части города приземлились два огромных марсианских аппарата. Напуганные видом восьминогих и трехруких марсианцев, продавцы и покупатели с криком бросились бежать куда глаза глядят. Все, кроме Сэма и Абэ, которые заканчивали оформление витрины своего магазина мужской одежды. Увидев со стремянки, что марсиане идут в их направлении, Сэм закричал Абэ:

– Абэ! Абэ! Срочно убери надпись "Любая переделка по желанию покупателя"!

Семидесятилетний Суссман объясняет врачу странные особенности своей половой жизни.

– Вы не поверите, доктор, но когда я делаю это в первый раз, мне холодно, я весь дрожу, зуб на зуб не попадает. А когда второй раз - весь обливаюсь потом, повышается температура. В чем дело?

Врач осмотрел его и ничего не понял.

– Может, все дело в вашей жене. Пусть она зайдет ко мне.

Сэйди зашла на следующий день, и врач ей все рассказал.

Женщина рассмеялась.

– Много шуму из ничего. Все очень просто. Первый раз - это в феврале, вот он и дрожит. А второй - в августе, в жару.

Эпштейн добился наконец приема у великого Моргана с целью получить у него финансовую поддержку своему изобретению на благо человечества.

– Только быстро, - сказал Морган, - у меня совсем нет времени.

Эпштейн достал из портфеля бутылочку.

– Вот здесь - основа революции в личной гигиене. Это захочет иметь любая женщина. Это деодорант. Женщина будет пахнуть апельсином. Понюхайте.

– Чепуха какая-то, - сразу среагировал Морган.
– И на этом вы думаете сделать миллионы? Кому, к черту, захочется пахнуть апельсином? Цветком, океанским ветерком, сосной - ещё куда ни шло. Но апельсином? В общем, выкатывайтесь отсюда!

Прошло полгода. И вот, садясь в свой "мерседес", Эпштейн увидел, как подъехал огромный лимузин Моргана. Тот высунул голову из машины. Эпштейн с достоинством помахал ему рукой.

– Ну, Эпштейн, я вижу, вы были правы, а я неправ. Значит, пошло ваше изобретение? Поздравляю.

– Какое изобретение?

– Деодорант... Женщины... Запах апельсина...

– А-а, это! Нет, вы были правы. Оно не пошло. Но я изменил формулу и сделал состояние.

– Каким образом изменили?

– Я сделал апельсины, пахнущие женщиной, и теперь спрос такой, что отбою нет.

Бронфман украсил свой офис полотном размером два на три метра. Картина представляла собой белый холст с маленьким черным пятнышком в углу.

Потом он пошел в картинную галерею с намерением купить ещё нечто в таком же роде. Там его уже стали считать знатоком.

– А нет ли у вас случайно ещё чего-нибудь Пиштеппеля? поинтересовался он.

Хозяин показал ему ещё одну картину - такое же белое полотно, но с двумя черными точечками. Бронфман долго рассматривал картину, подходил, отходил подальше, закрывал глаз. Потом сказал:

– Нет, это не по мне. Нет в ней классической простоты. Перегружена деталями.

Еврей-хасид из Бруклина приехал в Миссисипи на празднование окончания племянником университета. Он ехал поездом, и вышел из него усталый и запыленный. Высокий, худощавый, в касторовой шляпе с ровными полями, в длинном черном габардиновом пальто, с длинной бородой, нестриженными локонами по бокам, он стоял возле вокзала, высматривая такси. Но такси не было. Однако местный черный мальчик сказал ему, что до университета можно дойти и пешком, и он решил так и сделать. Мальчик пошел за ним. Потом к нему присоединился ещё один такой же мальчишка, потом три любопытные собаки и девочка, а скоро образовалось целое шествие. Тогда хасид остановился и, обернувшись, крикнул:

– В чем дело?! Вы что, никогда янки не видели?!

Рынок кошерной птицы - это не просто рынок. Это место непрекращающейся словесной войны между покупателем и продавцом. Еврейки не просто не покупают кур, они ведут переговоры о покупке. Между ними и продавцами существует очень хрупкое перемирие, обе стороны не доверяют друг другу.

Одна такая домохозяйка спрашивает продавца:

– Вы можете мне предложить хорошую, - она подчеркивает последнее слово, - курицу?

Молчаливый и хмурый, всем своим видом показывая, что куры у него только хорошие, продавец выдергивает из кучи кур за своей спиной костлявую синюю птицу и бросает на прилавок. Женщина берет курицу, приподнимает каждое крыло и нюхает под крылом, заглядывает внутрь и тоже нюхает, оттягивает и ощупывает кожу. Потом, сморщив нос, бросает курицу на прилавок.