— Да муж мой, я все сделаю, твоя покорная жена. — я поклонилась на японский манер и пошла умываться.

Николай Жемчужный, закоренелый преступник.

Я хотел оставить Люду возле машины, но она уперлась, и я не стал спорить с молодой женой. Нам надо притираться друг к другу, искать точки соприкосновения, а не спорить по всяким пустякам. Оставив собаку охранять машину изнутри, мы, пригибаясь, подошли к дороге. Не знаю, что вчера нарешали местные силовые начальники, но действовали они как та курица, которой отрубили голову — бестолково и импульсивно. На дороге, напротив въезда в коттеджный поселок, на ночь был оставлен патрульный «УАЗик», с экипажем из двух человек.

— Ой. Там менты! — Людмила с круглыми глазами смотрела на меня: — Теперь ничего не получится?

— Должно получится. Сколько их там? — запотевшие после холодной ночи стекла вездехода мешали хоть что-то рассмотреть внутри салона.

— Не знаю, я плохо чувствую. Кажется, двое.

— Я уверен, что парни спят. Все, я пошел. Надеюсь, что третьего там нет, иначе мне очень сложно будет. Давай, лежа наблюдай, не вздумай голову поднимать.

— Коля, я с тобой…

— Нет, и это не обсуждается. Пока, времени мало, пока менты спят, мне надо к ним подобратся.

— Почему ты решил, что они спят?

— Они ночь не спали, потому что в темноте им было страшно заснуть. А как солнце вышло, страх ушел и они задремали. То, что ты их не чувствуешь, скорее всего свидетельствует, что они спят.

— Ну Коля, я тебе пригожусь…

— Ни хрена. Ты лежишь здесь и ни гугу. Ключи от машины не потеряй. Если что-то пойдет не так, ты идешь к машине и уезжаешь отсюда. Нельзя, чтобы ты здесь им попалась. Если меня здесь поймают, тебе будет проще из Города меня отсюда вытаскивать. Все, целую. — я поцеловал грустные, как на иконе, глаза любимой женщины и пошел вдоль зарослей кустов, так, чтобы подойти к милицейскому «УАЗику» сзади.

Я рванул пассажирскую дверь патрульного автомобиля и под ноги мне выпал автомат Калашникова в коротышном исполнении. Я инстинктивно отскочил назад — из кабины на меня в полном охренении смотрели две заспанные физиономии экипажа, одетого в серых форменные куртки. Видно, старший машины, прежде чем задремать, прислонил АКСУ к пассажирской двери и теперь мы все трое, в полном ошеломлении, смотрели на лежащее на асфальте оружие. Я первый пришел в себя:

— Руки на панель, быстро!

— Мужик, ты чего?

Пришлось ткнуть стволами обреза старшему машины, в шею под челюсть:

— Положите руки на панель, иначе я выстрелю.

— Мужик ты чего, давай, прекращай…

Ситуация была патовой. Я не мог и не хотел стрелять в местных коллег. Выстрел на дороге поднимет на уши весь поселок, и нам останется только бежать отсюда, не выполнив своей главной задачи. Я рассчитывал, что морда в шерстяной шапке, с дырками вместо глаз и рта, напугает служивых, но они не понимали сложившейся ситуации, считая, что это какой-то местный алкаш колобродит и сейчас его можно будет заболтать и забрать старый обрез. Секунды текли безостановочно и все становилось только хуже. Худощавый водитель, скрытый от меня телом кряжистого старшего сержанта, старшего машины, чуть шевельнулось. Возможно, что, как раз в этот момент, он тянет свой пистолет из кобуры на поясе, а, через три секунды, выстрелит в меня. Развязка наступила внезапно — водительская дверь распахнулась, и изящная девичья рука легко стукнула в лоб худощавого старшину:

— Спи.

Старшина закатил глаза и ткнулся небритой физиономией в оплетку руля. Старший сержант инстинктивно дернулся, попытался обернутся, но не успел — оперевшись на спину сникшего водителя, Людмила стукнула по затылку и второго мента, после чего он откинулся назад и через секунду трубно захрапел.

— Ну ты даешь! Ты даже так можешь? — я отошел от распахнутой двери и устало прилег на, мокрый от утренней росы, капот вездехода

— Я сама не знала. — Люда обошла машину и ткнулась губами мне в плечо.

— Сколько они будут спать?

— Не знаю, не много. Минут десять точно будут спать, а дальше не знаю.

— Ладно, надо шевелится. Спасибо тебе, конечно, но иди на место. Ты правда мне помогла, но дальше я сам. Пожалуйста. — я поцеловал жене руку и подтолкнул ее обочине.

Людмила Жемчужная, сообщница.

Уже два часа, как я лежала в кустах, скучала и боролась с дремотой, мне давно уже стало скучно. На дороге уже час, как ничего не происходило. Плененные менты сидели, скрючившись на передних сидениях, скованные, как сиамские близнецы, найденными на поясе водителя железными браслетами, что сейчас были пропущены через салазки переднего сидения. Это делало положение плененных ментов крайне унизительным, в прямом и переносном смысле. Их табельное оружие — усталый, с вытертым до блеска воронением, автомат и два пистолета с запасными обоймами были свалены кучей в неглубоком кювете, метрах в двадцати от «УАЗика», у капота которого, поставив ногу на бампер, стоял Николай. Кроме того, Коля покопался под капотом патрульной машины. Мне не было видно, что он делал, но думаю, что запуск двигателя УАЗа с водительского места в ближайшее время будет затруднительным. Одетый в форменную ментовскую серую куртку с погонами старшего сержанта и фуражку с красным околышем, в комплекте с джинсами и кроссовками, мой муж выглядел крайне подозрительно, учитывая хлопчатобумажные хозяйственные перчатки на руках ряженого милиционера. Слава Богу по дороге никто не проезжал, и моего беспокойства по поводу странного милиционера, никто не разделял.

В восемь часов тридцать минут утра на крыльце дома Хлоевых показался человек. Я прижала пальцы к вискам и, сфокусировав резкость зрения, разглядела, что это родственник главы администрации, тот самый волколак, что я видела только в человеческом обличии. Милиционер у машины подобрался, принял молодцеватую строевую стойку и четко кинул ладонь к обрезу козырька. Так как нижняя, джинсово-кроссовочная часть милиционера было скрыта за машиной, то родственник Хлоева ничего подозрительного не заметил, польщенно улыбнулся и что-то крикнул вглубь дома. Через пять минут в машину, за руль, сел Хлоев, одетый в неизменный серый костюм — двойку, и осторожно вырулив со двора дома. Медленно и степенно большой импортный джип, постепенно разгоняясь, двинулся по дороге в сторону города. Одновременно с этим на капоте стоящего поперек проезжей части милицейского «уазика» появился длинный ствол «Тигра», милиционер, только козырявший приближающейся машине, припал к прицелу длинной винтовки. Надо отдать должное главному оборотню — он был редкостной тварью, жестоким нелюдем и душегубом, но трусом он не был. Ни на секунду не притормаживая, он, страшно оскалившись за зеленоватым лобовым триплексом, мгновенно принял единственно правильное решение — направил машину в сторону открывшего огонь стрелка, что удобно оперевшись локтями на капот «УАЗика» выпустил в, мгновенно покрывшиеся сетью трещин, стекло «Тойоты» десяток пуль. Японский джип продолжал нестись в сторону «УАЗа», в салоне, которого дико орал милицейский экипаж, а ряженый стрелок, на бегу меняя магазин винтовки, приставными шгагами, не опуская ствол оружия, двигался в сторону от траектории движения японского вездехода. Удар кованного кенгурятника джипа отбросил в сторону более легкий «УАЗ» и завертел его по асфальту. Тойота проехав еще десяток метров, стала быстро терять скорость, пока совсем не остановилась. Стрелок к этому времени уже добежал до «Тойоты», распахнул дверь переднего пассажира, после чего, не торопясь, методично, выпустил в салон «Тойоты» второй магазин на десять патрон. После этого Николай, как-то торжественно, двумя руками, положил сослужившую свою службу винтовку на капот «Лэнд Крузера», коротко поклонился расстрелянному салону, после чего припустил в сторону кустов, где все еще лежала я.