— Коленька, ты машинку починил? — нежно спросила я.

— Нет пока, сейчас еще раз все проверю…

— Ну и занимайся своим делом! — сорвалась на визг я. Достали умники. Один с машиной не может разобраться, второй — я уничижительно посмотрела на припавшего к земле Никсона- чуть новые джинсы не порвал.

Дерево вблизи было прекрасно, я провела ладонью по шершавому стволу, закрыла глаза, чтобы насладится музыкой ветра…

— Ай! — что-то больно впилось мне в ладонь, я распахнула глаза и увидела огромную черную занозу, торчащую из кровоточащей раны посредине ладони.

— Черт! — я потянула скользкую от моей крови палку, да какую палку, это был целый дрын, со стоном выдернула ее и брезгливо бросила на землю. В момент, когда заноза вышла из моей плоти, в уши мне ворвалась болезненная какофония звуков. В десяти метрах от меня, распластавшись на земле, выл Никсон. На дороге приплясывал и что-то орал какой-то некрасивый мужик с плоским, жабьим лицом, отдаленно напоминающий мне моего мужа. Я не могла разобрать, что он мне кричит, да и честно говоря, не особо и хотела. Меня больше занимал коричневый камень, вертикально торчащий из земли, хотя я была уверена, что еще минуту назад никакого могильного камня здесь не было. Какая я невнимательная клуша. Любовалась деревом, и сама того не заметив, напоролась на занозу, а еще не заметила камень. Сейчас бы запнулась об него и грохнулась на глинистую высохшую почву, марая светло-голубые джинсы — «хулиганы» и белоснежную кофточку. На камне я разобрала надпись — знаки были мне знакомы, я недавно совсем читала их в колдовской книге, что нашла на острове. Я наклонилась, сосредоточилась, почувствовала помощь черной ленты…

Кто-то грубо дернул меня за руку и поволок куда –то в сторону. Я попыталась упереться подошвами кроссовок в землю, ведь я чувствовала, что смысл надписи на коричневом камне был очень важен для меня, он должен был мне открыть…

— Да отпусти меня, сволочь! — я в ярости топнула ногой и попыталась отодрать от своей руки больно впившиеся в меня пальцы. Но тупой твари, пыхтя и хрюкая, волокущей меня подальше от милого дерева и загадочного камня, было на мои потуги плевать. Воспользовавшись, что я попыталась отодрать его толстые пальцы, впившиеся в мою руку, этот урод протащил меня по земле еще на десяток шагов. Я попыталась ударить эту суку, но мою руку жестко перехватили, от боли я содрогнулась, язык начал произносить заклинание, превратившее бы печень этого урода в кусок булыжника, когда я поняла, что меня держит за руки и зло пыхтит мой муж.

— Какого хрена, Коля? Ты сдурел! — муж отпустил меня, продолжая только злобно сопеть, глядя мне в лицо.

— Назад повернись, любимая.

— А? — я обернулась. Сзади, откуда-то из долины, к нам приближался с десяток темных точек, в которых я, присмотревшись, опознала всадников на лошадях, зачем-то несущихся к нам во весь опор, и, с каждым мгновением приближающихся.

— Коля, а это кто?

— Я не знаю. — он снова потянул меня в сторону дороги6 — но лучше нам быть отсюда подальше.

— Ты машину сделал?

— Я все протянул на два раза, но на этот раз еще не заводил.

Мне очень хотелось выяснить, что значит — на этот раз, но нас, глупо, прервали.

Что-то коротко прошуршало в воздухе, и гладкая глиняная поверхность в паре метров от нас вспыхнула коричневым пыльным облачком. Даже я, человек абсолютно не милитаризированный, поняла, что это.

— Коленька, в нас что — стреляют?

— Точно! — Николай, обхватив меня за плечи, очень быстро толкал меня, удерживая перед собой, в сторону машины, возле которой с лаем метался Никсон.

— Это что, милиция?

— Нет, это точно не милиция — муж до конвоировал меня до машины, впихнул на переднее сидение, приказав пригнуться, и обежав машину по кругу, бросился на водительское место. Над самой головой что-то снова прошуршало. Николай быстро перекрестился и повернул ключ зажигания. Машина молчала. Николай повернул ключ снова. Результат был аналогичным.

Головокружение от успехов.

Николай Жемчужный — чемпион по движению накатом.

Я второй раз повернул ключ зажигания, но ответом мне была тишина и полное отсутствие реакции. Не лампочки на приборной доске, не дернулись стрелки, машина притворялась мертвой. Но этого быть не должно. Аккумулятор относительно новый, еще полчаса назад четко выполнял свою функцию, когда я поправлял клеммы и протягивал гаечными ключами все соединения, давал искру в положенные моменты, но на этом все. Конечно, советско-российский автопром часто давал такие результаты, но выполненные мной манипуляции должны были оживить машину, но все было напрасно, в то время как наши преследователи сильно приблизились к нам, приобретя различимые очертания.

В полном отчаянии, я открыл дверь, ухватившись рукой за руль и навалился плечом на стойку кузова. Первый шаг был самым сложным, но я его сделал и, зарычав от ярости, сдвинул машину на пол метра, потом еще, а дальше пошло легче, машина медленно, но покатилась сама, зацепившись колесами за спуск с Саянского перевала. Я заскочил в кабину, захлопнул дверь и скосил глаза на зеркало заднего вида — первые всадники уже выскакивали на асфальт федеральной трассы и устремлялись за нами. Наша машина ускорялась, но ускорялась слишком медленно, от чего расстояние между нами и всадниками неуклонно сокращалось. Люда, прижавшись ко мне плечом и не отрывая взгляда от отражения в боковом зеркале, что-то бормотала, шевеля тонкими пальцами рук, то ли молилась, то ли плела какие-то заклинания. Никсону, которому передалось наше волнение, встал на заднем сидении, злобно рыча на приближающуюся погоню.