Лотта обрадовалась и от души поблагодарила Навроцкого, но почему-то при этом с грустью вздохнула и пожала плечами. Ему даже показалось, что в глазах её промелькнул упрёк.

На следующий день, пообещав вернуться к вечеру, Навроцкий снова уехал в Петербург, а Лотта занялась изучением руководства к фотографической камере. После обеда, захватив с собой «Кодак», она отправилась на велосипедную прогулку. Наслаждаясь катанием, подыскивая подходящие для съёмки объекты и постигая на практике азы фотографии, она не заметила, как пролетело время. Возвращаясь на дачу поздно вечером, когда тени от деревьев и телеграфных столбов приобрели соответствующую времени суток несоразмерность, а лес пронизали почти горизонтальные лучи солнечного света латунного, предзакатного отлива, она была уверена, что Навроцкий вернулся и ждёт её дома. Не застав его, она приготовила самовар, накрыла стол к чаю и устроилась с книгой у окна. Через стекло на страницы падал слабеющий, приобретший медный оттенок свет. И когда в комнату медленно вползла темнота и в одно из окон с праздным любопытством заглянула рогатая рожица полумесяца, она закрыла книгу и, сев за пианино, заиграла что-то грустное, лунно-печальное. Ей хотелось дождаться и расцеловать Навроцкого, рассказать, как замечательно провела она этот чудесный день, как признательна ему за велосипед и фотографическую камеру, каким восхитительным образом, благодаря этим двум вещам, изменилась теперь её жизнь… Но Навроцкий не вернулся ни в этот вечер, ни на другой день, ни на следующий.

Лотта, конечно, догадывалась, что в Петербурге Навроцкого могли задержать дела, но какое-то неясное беспокойство росло в ней с каждым часом, обволакивалось, как снежный ком, всё новыми слоями сомнений. На четвёртый день, не имея более сил ждать, она отправилась на велосипеде в Левашово, чтобы телефонировать Навроцкому на Морскую. Трубку снял Афанасий. Расспросив, кто она такая, он сбивчиво и заикаясь, будто был под хмельком, доложил ей, что князь куда-то ушёл и неизвестно когда появится.

Тяжёлое, хмурое небо нависло над ведущей через скучные торфяники дорогой, когда она спешила назад, и, как только дорога стала лениво взбираться на холмы Осиной рощи, первые капли дождя ударили ей в лицо. Добравшись до дачи, она зашла в комнаты Навроцкого, села за пианино и взяла несколько нот. Грустные мысли мешали ей сосредоточиться на музыке, игра не ладилась. За окном лил дождь, ветер сбивал с деревьев утомлённые, уставшие сопротивляться неминуемой гибели листья. Она заметила на столе недокуренную Навроцким сигарку, закурила её, делая короткие, неглубокие затяжки, потом подошла к окну и прислонилась лбом к холодному стеклу. И в ту же минуту у дома остановился автомобиль с поднятым верхом. Она выбежала на крыльцо и увидела, что Навроцкий приехал не один. Рядом с ним сидел Блинов, а на заднем сиденье — ещё три человека: крупный мужчина одних с князем лет и две девицы в модных шляпках.

— Здравствуй, дорогая! — крикнул весело Навроцкий, соскакивая со ступеньки авто.

Голос его показался Лотте каким-то странным. Вскоре она заметила, что вся компания была навеселе.

— Здравствуйте, милочка! — сказала фамильярно одна из девиц, взбегая под доведём на крыльцо и протягивая ей руку. — Я Зина.

— Роза, — представилась другая девица, сделав небрежный книксен.

— Вот, прошу любить и жаловать, — сказал Навроцкий, представляя Лотте незнакомого ей мужчину. — Это мой университетский товарищ Дмитрий Никитич Кормилин. Ну, а с господином Блиновым ты уже знакома.

Блинов приподнял фуражку и молча прошёл в дом. Навроцкий попросил Лотту собрать что-нибудь на стол, и, когда она вернулась в столовую с подносом, на столе уже стояли привезённые гостями бутылки шампанского, шабли и мадеры. Вся компания дружно набросилась на еду и вино. Лотта лишь чуточку пригубила шабли. Из общего разговора она поняла, что Навроцкий и Кормилин случайно встретили Блинова в «Доминике», куда Дмитрий Никитич затащил князя отведать шнапса и шведского пунша, и так же случайно познакомились с Розой и Зиной, когда все вместе выходили из ресторана.

— А где же здесь озеро, князь? — спросил Блинов, когда все изрядно выпили и закусили.

— Здесь поблизости, господа, за парком.

— Недурно было бы взглянуть, — подмигнул штабс-капитану Кормилин.

— Да ведь дождь, — возразил Навроцкий. — И темнеет уже.

— Господа, а кто-нибудь из вас купался в дождь? — спросила Зина, со скучающим видом разглядывая прозрачную желтизну шабли в бокале.

— Какая замечательная идея! — оживилась Роза. — Идёмте купаться!

— Я эту мысль поддерживаю! — сказал Кормилин, покачиваясь.

— Господа, мы же все пьяны, — заметил Навроцкий. — И вода в озере уже холодная.

— Ничего, Феликс, не утонем, — снова зачем-то подмигнул Блинову Кормилин. — Вот барышня нас спасёт. — Он качнулся корпусом в сторону Лотты и, потеряв на мгновение равновесие, едва не упал. — А утонем — туда нам… туда нам и…

— Ну-ну! — одёрнул его Блинов. — Ты, Дмитрий Никитич, не того… не сгущай…

— Нет, я ничего… Я поддерживаю…

— Решено, господа! Идёмте! — закричали девицы.

Все поднялись из-за стола.

— Ну, князь, веди нас! — сказал Блинов, быстрым движением опорожнив рюмку мадеры.

Попытка Навроцкого образумить гостей ни к чему не привела. Лотта идти на озеро не хотела, но он всё же уговорил её: она была самой трезвой из них и хорошо плавала. Через несколько минут все стояли на берегу озера и в нерешительности смотрели на тёмную воду.

— Господа, а как же без купальных костюмов? — почесал затылок Блинов.

— А ну их! — махнул рукой Кормилин и, пугаясь в одежде, разделся догола и полез в воду.