И…что?

— Ты готовишь свадебный торт? — спрашиваю я, стараясь смотреть на лицо Рейнджера, а не на его член. Он отворачивается от меня, наклоняясь, чтобы снять брюки и нижнее бельё, и мне открывается прекрасный вид на его задницу.

— Попробуй подтереть слюнки, — Спенсер бросает в меня тканевую салфетку, но я игнорирую её, наслаждаясь видом, пока он у меня есть. Когда Рейнджер выпрямляется и оборачивается, чтобы увидеть, что я всё ещё стою на месте, на его лице появляется одно из его восхитительно раздражённых выражений.

— Фартук. Вперёд. Сейчас же.

— Свадебный торт…

Он обрывает меня.

— Конечно же, я готовлю свадебный торт. Ты что, спятила? Нет никого другого, кто мог бы сделать это лучше.

Он начинает раскладывать ингредиенты на столе, а я отворачиваюсь и начинаю раздеваться, игнорируя горячие взгляды и шевеление у меня за спиной. Я чувствую их, когда раздеваюсь, звук отодвигаемых стульев, лёгкие шаги.

Держу пари, кто-нибудь наклонит меня и трахнет прямо сейчас. Папа в отключке из-за виски, так что всё будет в порядке…

При звуке шагов на лестнице я оборачиваюсь и вижу, что все, кроме Рейнджера, поднимаются.

— Подождите, куда вы идёте? — я начинаю, как раз перед тем, как опустить взгляд и увидеть, что фартук, который на мне надет, белый, кружевной и абсолютно прозрачный. О… О… Ладно. Я смотрю на Рейнджера и вижу, что он стоит с развязанным собственным фартуком, свободно свисающим с шеи. Он переводит на меня разгорячённый взгляд, окидывая им с головы до ног, прежде чем снова посмотреть на миску для смешивания ингредиентов перед собой.

И тут я вижу, что глазурь, которую он обещал на днях, разложена на прилавке в прозрачных кондитерских пакетах. Внутри радуга пастельных тонов.

— Ты выглядишь мило, — говорит он мне, его щеки немного краснеют. — А теперь иди помоги мне с этими кексами. Они на завтра. После репетиции мы устраиваем здесь ужин, чтобы все могли увидеть новый дом.

— Ох. Ага. Конечно. — Я неуверенно подхожу ближе, пряча вопрос «Не мог бы ты завязать мне фартук?» там, где ему самое место, спрятанным далеко-далеко. Если Рейнджер встанет у меня за спиной и начнёт завязывать этот фартук, что ж… мы не будем печь кексы.

«Может быть, я не хочу печь кексы?» — думаю я, но потом оглядываюсь и вижу слегка отстранённое выражение на его лице.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, и Рейнджер вздыхает, как будто испытывает облегчение от того, что кто-то заметил и спросил.

— Я в порядке. — Он начинает смешивать сухие ингредиенты, и я знаю, что он хочет, чтобы я занялась влажными. Так или иначе, я всегда мокрая, да? — Что касается яиц, убери желтки. Отложи их в сторону, и мы приготовим из них французский сливочный крем.

— Разве у нас уже нет глазури… — начинаю я вопрос и затем замолкаю, когда Рейнджер бросает на меня многозначительный взгляд. Мм-м. Да, пожалуйста. Похоже, что глазурь даже отдалённо не подходит для использования на кексах. Мы продолжим с того места, на котором остановились на днях. Я протягиваю руку, чтобы коснуться своей головы сбоку. Она всё ещё болит, но травма была настолько незначительной, что я даже не потрудилась рассказать об этом отцу. — И что ты подразумеваешь под «в порядке»? Я не хочу, чтобы с тобой просто всё было в порядке, я хочу, чтобы ты был счастлив.

Я отделяю белки от желтков, а затем взбиваю их вместе с молоком, сметаной, растопленным сливочным маслом и — самое главное — пастой из бобов ванили. Я узнаю этот рецепт кексов; они будут просто зашкаливающими.

— Это не ты, не свадьба и не универ заставляете меня так себя чувствовать. Все это пиздец идеально, — я вздрагиваю от того, как он произносит пиздец. Просто в этом есть что-то грубое и злое, и мне это нравится. — Но, вся эта хрень с дедовщиной? Это серьёзно действует мне на нервы, чёрт возьми, — Рейнджер размешивает сухие ингредиенты раздражёнными, судорожными движениями, пока думает об этом. — Какие-то левые типы не испортят моей девочке первый год в универ.

— Как только мы с Черчем поженимся, это должно прекратиться, — я кладу руку на плечо Рейнджера, и он напрягается, щёки становятся ещё более красными. Я не могу сказать, разозлился ли он или считает меня милой. Он краснеет от обеих эмоций.

— Я знаю. Но они причинили тебе боль, Чак. Никто, блядь, тебя не тронет и не останется в живых, чтобы рассказать об этом.

Он жестом показывает мне, чтобы я добавила ингредиенты в его миску, взбивая всё вместе, когда он смотрит на меня, его взгляд опускается на мои соски. Они ещё сильнее заметны из-за кружевной накладки, а не менее. Я обсасываю губу… Я имею в виду прикусываю! Я прикусываю губу. Тьфу. (прим. игра слов nipple [нипл] — сосок, nibble [нибл] — прикусить)