Шрифт:
Глазурь изначально была прохладной, но из-за температуры моего тела она со временем растает. На самом деле, цветки на титьках выглядят немного увядшими…
Рейнджер замечает это и отступает назад, держа кондитерский мешок в одной руке и разглядывая меня.
— Готово.
Он достаёт телефон и делает снимок, пока я сопротивляюсь желанию прикрыться или пошевелиться. Я не хочу всё испортить. Рейнджер документирует свою работу — вероятно, чтобы похвастаться перед другими парнями, а затем откладывает в сторону и телефон, и кондитерский мешок. Он достаёт кексы из духовки и ставит их остывать.
Вот тогда фартук снимается, и я встречаюсь с его твёрдой, толстой длиной, скользкой на кончике и желанной для меня.
— А теперь давай испортим тебя.
Рейнджер хватает меня за талию, когда я издаю удивлённый вздох, а затем он осторожно укладывает меня на деревянный пол. Он, не колеблясь, прижимается своим телом к моему, размазывая глазурь между нами. Его рука обхватывает мою грудь, осторожно сминая лепестки цветка, прежде чем он припадает к ним ртом, начисто омывая мой сосок, прежде чем спуститься ниже, ниже, ниже.
Опускаясь, он съедает меня. На самом деле, в буквальном смысле. Он слизывает глазурь, делая паузу, чтобы дочиста облизать губы, прежде чем опустить свой рот к моей обнажённой киске. Там нет глазури; Рейнджер — очень хороший декоратор тортов. Он знает, как покрыть нужные части своей выпечки.
Я запускаю пальцы в его волосы, вероятно, пачкая глазурью, пока он лижет и покусывает мои самые чувствительные места. Он совсем не торопится со мной, возбуждая меня так, что я дрожу и прикусываю губу, чтобы не закричать.
— Вставь в меня палец, — умоляю я, но он лишь смеётся надо мной.
— Не-а, — Рейнджер делает паузу, чтобы провести ладонью по моему животу, размазывая ещё больше глазури. — Они слишком грязные для этого. — Он оставляет ладонь на моем животе, целуя меня между бёдер, нежно посасывая мой клитор и отрывая мои бёдра от пола к своему лицу. Левой рукой он хватает меня за бедра и фиксирует на месте. — Не двигайся, Чак.
— Я пытаюсь, — хнычу я, и затем он приподнимается надо мной. Моё сердце замирает, когда я думаю, что, возможно, он вот-вот вонзится в меня, но потом он просто целует меня, позволяя ощутить вкус моего собственного тела на его губах.
— Попробуй меня на вкус, Чак, — умоляет он, слегка приподнимаясь и демонстрируя член. Теперь он покрыт глазурью. — Почисти его для меня, чтобы я мог трахнуть тебя.
Я принимаю сидячее положение, когда Рейнджер поднимается на ноги.
Положив руки ему на задницу, я подаюсь вперёд и смотрю на его массивный член. Я давно хотела это сделать. На самом деле, всё лето. Просто для нас всё настолько ново, что мы так до конца и не добрались до этого. Нам было что исследовать: эмоционально, сексуально, как платонической группе. Всё это.
Моя правая рука двигается, чтобы сжать его основание, и я бросаю взгляд на его лицо.
Ну начнём.
Я облизываю его член сбоку, пробуя пикантную глазурь — на самом деле она чертовски вкусная несмотря на то, что не сладкая, — и пытаюсь счистить её с него. Это требует много работы, много облизывания, много сосания. Когда я обхватываю кончик всем ртом, Рейнджер издаёт рычание и зарывается пальцами в мои волосы. Он относится к ним мягко, несмотря на напряжённость своего тела.
Его бёдра слегка подаются вперед, но не слишком сильно, позволяя мне контролировать глубину и темп движения его члена, когда он скользит по гладкости моего языка. Я посасываю его, использую руку, чтобы сжать основание достаточно сильно, чтобы он в ответ слегка дёрнул меня за волосы. Другой рукой я беззастенчиво ощупываю его задницу.
Я была совершенно права: он подстриг свой мужской сад специально для меня.
Здесь внизу всё красиво и гладко, так что, я думаю, в этих кексах не будет никаких лобковых волос, хе? Я смеюсь, всё ещё держа его член у себя во рту, и он стонет.
— Какого хрена ты делаешь? — он задыхается, когда я снова смеюсь, и Рейнджер чуть сильнее прижимается к моему лицу. — Чёрт, это приятное ощущение. Продолжай в том же духе.
Что я и делаю, напевая себе под нос, пока двигаю ртом вверх и вниз по всей длине его члена. Его яйца прижимаются к телу, как будто он вот-вот кончит, но затем парень застывает как вкопанный, крепко вцепившись в мои волосы.
— Блядь.
Рейнджер использует этот захват, чтобы стащить меня с себя, и я потрясённо моргаю, когда он приседает и хватает меня, оттаскивая за край стойки. Он прикладывает палец к губам, пока мы сидим там голые и покрытые глазурью.
Раздаётся ворчание, когда кто-то пришлёпывает босиком на кухню, а затем с отвращением цокает языком.
— Чёртовы дети. Когда они наконец научатся убирать за собой?
Вот чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт.
Это мой папа.
Мы с Рейнджером замираем на месте, спрятавшись за кухонным островком, и слушаем, как папа роется в шкафчиках в поисках чего-то. Раздаётся звук льющейся из холодильника воды, когда он, по-видимому, наполняет стакан, всё ещё бормоча себе под нос о том, какая кухня грязная.