Больше её не беспокоили.

Плотный занавес мглы растворялся под нажимом мороза. К липкому дёгтю неба приклеились звёзды. Они возникали в хаотичном порядке, заполняя высь вязью созвездий. Рожки лун, Примы и Алиуса, смотрели в противоположных направлениях – что поругавшиеся супруги в кровати. Или проклятые влюблённые, которых боги обрекли коротать вечность рядом, но не обладать мочью прикоснуться. Рвись с волшебной цепи, обдирай криком горло – не смилуются, не ослабят поводок. Раз в двадцать два года замки кандалов истирались, и Прима погружалась в объятия Алиуса. Смазанный поцелуй, упоительная нега встречи – у их счастья короткий срок. Боги, разбуженные громом сломанных звеньев, отливали замки крепче старых, не внимая горю влюблённых. Напрасно пыжились! Через двадцать два года история повторялась. Ничто не убавляло любовь Лун.

Девушка пожевала травинку. Люди обожали грустные легенды. На севере, где небесные светила достигали замка по размерам и ночь держалась девять месяцев из одиннадцати, в сказках ютилась душа. Юг-педант сводил их концовки к морали. Север пускал сюжет по течению, призывая слушателя не вычленять тайные смыслы. Он просил поверить. Старуха-сказительница – сморщенная, словно изюм, карга с клюкой – так и обрубила подковырку: «Не выдумывай! Вы, южане, смотрите подтекстами, когда надобно смотреть сердцем». От её непритворного роптания с девушки сдуло ухмылку. Не нашлось, чем парировать, поэтому она передвинулась за камин, чтобы дослушать пожилую женщину не под прицелом укоризненных очей. Рассказывала она красочно, эмоционально, захватывала в плен низким тембром – не оторваться. Дрова пыхали искрами, придавая ей чего-то колдовского.

В итоге разбредались по комнатам гостиницы затемно под вой метели и привкус ожившего чуда.

— Сержант Родслоу прав. Вы не собраны.

— Я слышала, как Вы подошли, – девушка бегло изучила одежду мужчины на предмет знаков отличия и дополнила, не обнаружив никаких: – сэр.

— Не запомнили звание? А фамилию?

Он сел на бревно, взмахом пригласив присоединиться к нему. Полы серо-синей шинели очутились на снегу, обещая принять непрезентабельный вид; красный отворот обледенел – он постоянно поднимал его в попытках согреться. В уголке губ темнела ранка от треснувшей на морозе кожи. На коленях лежал кивер{?}[головной убор офицерского состава; имеет цилиндрическую или конусообразную форму.].

Девушка помедлила.

— Не запомнила, – признала она. Мужчина усмехнулся. – До последнего не верила, что далеко продвинусь.

— Вы, видимо, оптимистка.

— Откуда узнали? – поддержала его тон она.

— Чутьё, – постучал он по кончику носа, не без довольства отметив, что она всё-таки примостилась сбоку от него.

Позицию он занял выигрышную: приоткрытая воротина загораживала его от курсантов, завал из мишеней, деревяшек, прочего барахла прикрывал от офицеров – ни подобраться, ни уличить в «симпатиях». Негромкая беседа ни о чём в этом гвалте пересуды не спровоцирует: её банально не разберут.

«Ни о чём», – повторила девушка пробежавшую мысль. Незнакомая дотоле неуверенность кольнула под ребром. Не стоило обманываться безмятежностью мужчины. Под флёром дымного аромата тщательно загримировали дух, который она распознавала с ходу. С ним, парнем без погон, водиться губительно. От безделья такой с болтовнёй не привяжется.

— Вы не боитесь?

— Чего? – поинтересовался он. Вопрос получился несколько шепелявым: в его зубах была зажата стянутая перчатка.

— Я мечу в стражу императора, Вы судите испытания, – пояснила она, нарисовав носком сапога полукруг на снегу. – И ни с того ни с сего приходите пообщаться, как со старой подругой. Подозрительно, согласитесь.

Мужчина подул на окоченевшие пальцы, принялся растирать их. На сгибах – ясная ночь ничего не утаивала – застыла кровь.

— Не соглашусь. Я сегодня не судья.

— Вы тащились тысячи лье, чтобы побыть зрителем? Это ещё подозрительнее.

На её гримасу он отреагировал лёгким смехом. Вытянувшись в струнку, девушка высунулась из-за нагромождения инвентаря: забавы забавами, а, заметь кто, прилететь им могло по самое не балуйся. Убеждённость офицера в безобидности их посиделок ей не передавалась.

К облегчению, ни одного из собравшихся не привлекал захламлённый закуток.

— Вашу мнительность не провести, мисс Тэйт, – постулировал непрошенный компаньон. – Мой отряд сопровождает министра Калвага. Он справа от вице-губернатора, если Вам интересно.

— С усами?

— С усами как раз вице-губернатор. Вам не приходилось видеть министра внутренних дел в столице? Он присутствует на каждом публичном мероприятии.

— На праздниках меня волнуют не толстые министры, – сказала девушка, дочерчивая на снегу шестой овал. – Я хожу на них за алкоголем по скидке и едой.

Договорив, она до того громко сомкнула челюсти, что он уставился на неё с издёвкой – не с осуждением, хотя она только что оскорбила высокопоставленного уважаемого человека.

— Вы императора-то со старшим советником не спутаете?

— Император в короне. – Она замялась, уловив его выразительный взгляд. – Нет?

— Осечка за осечкой. Я начинаю волноваться, мисс Тэйт. Вас, случаем, не монсвели{?}[Монсвель – человекоподобное существо с длинными острыми ушами, круглыми глазами без белков и тонкими изящными конечностями. Их также называют Хранителями гор или моннами.] под горой воспитали? Для человека родом из Тэмпля Вы поразительно не осведомлены.