Элоди откашлялась, когда подошла к нему.

— Не помешаю?

Джеймс встрепенулся и повернулся к ней. Он был удивлен.

— Нет, вовсе нет, — улыбнулся он. — Не ожидал, что ты придешь так скоро.

— Я прочитала книгу.

Он приподнял бровь.

— Так быстро?

На этот раз улыбнулась Элоди.

— Я читала только главу о тебе. Очень увлекательно, должна признать.

Джеймс усмехнулся.

— Хочешь это обсудить?

— Нет, в этом нет нужды. Миссис Уилсон очень лестно о тебе отзывалась. Уверена, остальные мужчины, к которым она не была так добра, возненавидят тебя.

Он рассмеялся.

— Вероятно. Теперь ты веришь, что я не развратник?

— Я никогда не считала тебя таким.

Джеймс нахмурился.

— Но вчера, в библиотеке…

— Я была зла вчера. Прости, мне очень жаль, и я… Я солгала тебя.

Ну вот, она это сказала. Джеймс выглядел сбитым с толку.

— Солгала?

Он выглядел так мило, когда был чем-то озадачен. Элоди кивнула.

— Я требовала от тебя честности, но сама не до конца была с тобой честна. Я злилась не потому, что думала, будто ты главный повеса Лондона.

— Тогда почему?

Господи, как же сложно! Но она должна в этом признаться.

— Я ревновала.

Джеймс уставился на нее, как на сумасшедшую. Он будто сомневался, что правильно ее расслышал.

— Ревновала? Меня?

Элоди кивнула снова, переплетая пальцы и приближаясь к нему.

— Да. И мне очень трудно это признать.

— Тогда не торопись.

Она бы улыбнулась его теплому тону, если бы так не нервничала. И если могла отвести взгляд от завораживающей красоты его глаз.

Элоди собралась с духом, чтобы закончить начатое.

— Я ненавижу тот факт, что ты был с другими женщинами, Джеймс. Но не потому, что считаю тебя распутным, а потому что я не из их числа.

Его глаза округлились до размера чайных блюдец.

— Конечно, ты не из их числа, Эли! Я был бы мерзавцем, если бы воспользовался тобой! Я… я… слишком тебя уважаю, чтобы… попробовать затащить в постель, — он нервно усмехнулся и провел рукой по волосам. — Не то чтобы я не хотел, конечно…

Кого-то могло оскорбить, что он так открыто говорит о своем вожделении, но только не Элоди. Это признание было для нее, как бальзам для ушей. Как и то, что чувства для Джеймса оказались важнее страсти.

— Вот почему я ревновала, — сказала она. — Невыносимо думать, что другие женщины знали тебя так, как никогда не доводилось мне.

Он сократил расстояние между ними. Потом еще. И еще на полшага. Его глаза заблестели, когда он взглянул на нее.

— Я хотел тебя, Эли, правда, — его голос стал ниже. — Всеми возможными способами.

Она покраснела под жаром его слов.

— И, раз уж нас утро откровений, — продолжил Джеймс, улыбнувшись одними уголками губ, — я тоже должен кое в чем признаться.

— И в чем же?

Он придвинулся ближе, хотя казалось, что это уже невозможно. У Элоди мелькнула мысль, что их могут увидеть, но как же ей было плевать.

— Возможно, я не имею права это чувствовать, — сказал Джеймс, — но я до сих пор считаю тебя своей. Это глупо, я знаю, но мое сердце верит, что ты всё еще моя. Разум так и не смог ему ничего объяснить.

Боже, как поэтично! Элоди никто и никогда не говорил подобных вещей. Солнце стояло высоко, но даже оно не грело так, как его слова. Хотелось растечься по земле лужицей или просто упасть в объятия мужчины, который стоял перед ней.

Джеймс протянул руку и коснулся ее щеки. Она не возражала.

— Всё, о чем прошу, это дать мне шанс доказать, что я достоин тебя.

Элоди не знала, что сказать. Как отвечать. Но это было не важно, ведь Джеймс не дал ей шанса подумать. Любые слова были потеряны, когда он прижал ее к себе и вовлек в поцелуй.

Она не сразу поверила, что это случилось. Его губы казались такими же теплыми и мягкими, как три года назад. Этих лет будто бы и не существовало вовсе. Элоди приоткрыла рот, позволив его языку проскользнуть, и вздрогнула от удовольствия.

В ее жизни не было ничего столь желанного и правильного, как этот поцелуй. Она прильнула к Джеймсу, и ее пальцы сжали его лацканы. Было так замечательно раствориться в его руках и не притворяться больше в своем безразличии.

Они целовались, пока им обоим не перестало хватить воздуха. Джеймс оторвался от нее, и его горячее дыхание обжигало.

— Эли, ты же понимаешь, что это опасно?

Она напряглась.

— Что именно?

— Ты позволила обнять себя, и вряд ли я захочу тебя отпускать. Ты рискуешь остаться в моих руках навсегда.