Гипнотически-убаюкивающая музыка уносила их в никуда. Один белый наушник был у Теодора, второй у неё. Между ними лениво гуляла бутылка красного вина, расцветающего восхитительным ежевичным послевкусием. Алкоголь чертовски здорово расслаблял и погружал все мысли в сладкий туман. Наконец-то.

— Как думаешь, сколько у нас времени до возвращения Реддла? — за последние два часа они с ним успели обсудить все пункты списка, и Теодор подтвердил самые худшие её опасения.

Он считал, что Долохов уже вернулся и просто зализывает где-то раны, и раз они с Драко умудрились так доходчиво объяснить ему, что диадема цела, то это просто вопрос времени, когда Лорда решат воскресить. Волдеморт вернётся и убьёт их всех. Не он, так Долохов, не Долохов, так Амикус… не Амикус, так кирпич свалится на голову, потому что они все неудачники и в полном дерьме.

— Думаю, месяц или два, — казалось, что Теодору безразлично собственное будущее, он говорил об их смерти абсолютно спокойно, просто констатируя очевидные ему факты.

Гермиона разочарованно откинула голову. А ей хотелось, чтобы он соврал, будто в запасе у них есть ещё лет сто… Нотт поднес бутылку к губам и мягко обхватил ими горлышко. С краешка его рта стекла тонкая красная струйка, напоминающая кровь. Она закрыла глаза, стараясь не думать о том, как будет выглядеть лицо Тео, когда его убьют. Будет ли всё в крови или ему посчастливится, и он умрёт от быстрой Авады? Шансов на выживание у них не оставалось, зачем иллюзии? Они все мертвы, просто ещё дергаются. Хотелось бы ей знать, что случится с ней через два месяца. Какой будет её смерть? Умрёт ли она так же, как Алекто, или ей повезёт меньше?

От этой мысли по коже пробежал холодок. Ей не стоило сейчас думать об этом. Гермиона забрала бутылку и сделала большой глоток этого восхитительно-сладкого вина. Палочек у них не было, аппарировать они не могли, поэтому оставалось лишь ждать, когда Грег получит послание и заберёт их отсюда. Ждать вместе с Тео было приятнее. В наушнике продолжал хрипеть надсадный голос, и отчаянно хотелось раствориться в звуковой вибрации. Мысли переполняла боль. Напряжение. Ей нужен катарсис… Она так устала.

— Знаешь, мы все слишком привыкли жить. Ходить, гулять, прожигать время, будто бы у нас его много. Но это всё может кончиться в любой момент, — гипнотически-низкий голос Тео ворвался в музыкальный ряд и заглушил собой всё. — Что бы ты хотела изменить, зная, что тебе осталось жить меньше двух месяцев?

Гермиона усмехнулась и вновь отпила вина. О, да, да. Она прекрасно помнила, чем обернулся для неё прошлый подобный вопрос. Никакой философии от Теодора Нотта! И ещё она прекрасно помнила, что он не отступит, пока не получит ответ. Ещё тот упрямец.

— Не знаю, Тео… Я просто хочу жить, — она рассеянно очертила кончиком пальца горлышко. — Хочу не спать всю ночь и встретить рассвет. Сидеть рядом с кем-нибудь, молчать и смотреть, как окрашивается небо… Я просто хочу, чтобы в моей жизни случилось ещё много-много рассветов. И, клянусь, радовалась бы каждому…

На несколько мгновений повисла тишина, в глазах предательски защипало, и Гермиона сглотнула подступившие слёзы. В наушнике громко что-то заиграло, переключившись на следующую, как назло, печальную, композицию.

— А я хочу, чтобы мне было остро, больно и сладко. Тихо и спокойно… Я хочу чувствовать себя живым, — Теодор поймал её взгляд. Музыка в наушниках напоминала песнь Сирены: медленная, тягучая и такая же зачаровывающая. — И знаешь, впервые за долгое время будто бы всё встало на свои места. Словно тарелка давно разбилась, и не хватало последнего осколка. Вот здесь и сейчас я чувствую себя целым. В этом доме. С тобой и с Драко…

Гермиона смутилась от такой неожиданной искренности и, переведя взгляд на руки, прислушалась к собственным ощущениям. Кажется, она могла понять, о чём он сейчас говорил. Если им осталось жить не больше двух месяцев, так зачем врать самой себе? Ей самой глупо, безрассудно хотелось, чтобы Теодор и Драко были рядом. Оба. Чтобы никто не злился и не ругался. Чтобы не пришлось снова ощущать себя одной. Просто быть. Здесь и сейчас, наслаждаться вкусным вином и уютным зимним вечером в горах. Снегом. Вместе. Чтобы Малфой не сидел где-то совсем один и не злился на весь мир, а находился рядом с ними… Гермионе внезапно захотелось быть полностью честной с Тео, ведь она так и не сказала ему, что с Драко их тоже связывало нечто большее.

— А если я скажу, что хочу быть с ним? — произнести этот вопрос вслух оказалось страшно, но на душе сразу стало легче. Ей не хотелось никого обманывать, а ему следовало знать о её симпатии к Малфою.

Теодор равнодушно пожал плечами:

— Будь. Вопрос в другом, — он расслабленно вытряхнул из лежавшей рядом пачки сигарету и закурил. Серый дымок скользнул по его губам, тонкими узорами растворяясь в воздухе. Тео поднял глаза к потолку, провожая взглядом растворяющееся пёрышко дыма. — Вопрос в том, хочешь ли ты быть со мной?

Гермиона, совсем не ожидавшая от него таких слов, с сомнением поджала губы. Он сейчас пошутил? Это очередная какая-то его уловка, после которой он улыбнётся и скажет, что просто послышалось? Как Нотт мог так говорить, особенно после того, как она намекнула, что ей нравился Малфой?

Но всё недоверие разбилось на мелкие брызги, когда она встретилась с Теодором глазами. Его взгляд. Уверенный, твёрдый, без тени насмешки или улыбки. Он смотрел на неё с интересом, ловя каждую эмоцию. Глаза не серые, как у Драко, но такие же внимательные и серьёзные. Совсем не белые пряди спадали мягкими завитками на лоб и прикрывали уголки бровей. От этого его взгляда пробежали мурашки. Нотт не улыбался? Он серьёзно? Тео действовал на неё словно Веритасерум. Гермиона обречённо вздохнула, осознавая, что ему сейчас ответит. Если им и оставалось жить пару месяцев, то почему нельзя прожить их так, как ей действительно хотелось? Она же не сделает никому плохо, если побудет немного счастливой?