— Каково это, а, Малфой? Каково тебе быть верным псом змееголового психопата?

Он не замедлил шаг, не повернул голову в её сторону, а просто продолжил говорить ровно так же, как и пару минут назад, когда рассуждал о любимом сыре Гойла:

— Первое время никак не мог привыкнуть к шёпоту в голове. Этот ублюдок очень любил командовать. Мы все его слышали. Знаешь, это странно. Сидишь ты, пьёшь чай, а в голове глухое: «Антонин, приди ко мне». Трахаешься, и снова шёпот: «Белла, аппарируй к Малфою». В тот момент я очень сильно надеялся, что тётушка не возникнет в моей комнате… Салазар, даже я не знал, как бы она повела себя в этом случае.

Гермиона поджала губы.

Ценная информация, ничего не скажешь, но к злости примешалось любопытство, и она решила аккуратно поддержать тему:

— Не удивительно, что среди вас было так много психов.

Ну… Поддержала, как могла.

На его лице не проступило никаких эмоций: ни гнева, ни обиды, ни раздражения. Он просто пожал плечами.

— Когда нас стало слишком много, он использовал эту коллективную легилименцию только для массового призыва. Так было терпимее. Хотя сам Зов — ещё то удовольствие. Но его главное быстро сбросить, достаточно хрупкая магия, если честно. Нужно просто знать слабое место, тогда достаточно пары секунд, чтобы освободиться. Это как вызвать Патронус, только наоборот. Хотя, конечно, с Патронусом я не слишком уверен, — он кивнул сам себе, соглашаясь с собственными мыслями, — мне просто кажется, что механизм действия один.

Гермиона резко остановилась и сжала кулаки. Ну как он мог об этом так спокойно говорить? Будто бы о преподавателе из Хогвартса, а не о кровожадном маньяке.

— Проблемы? — Драко плавно повернул голову в её сторону и замедлил шаг.

Она со злостью посмотрела ему в глаза.

— Скольких ты убил?

— Не считал, — на его лице мелькнула кривая усмешка. — А ты?

Гермиона никогда не стала бы отвечать на этот вопрос. Девять. Слишком много, и она помнила их всех. Она всегда снимала маски с трупов и смотрела на лица, каждый раз опасаясь, что там может оказаться знакомый.

— Знаешь, что-то мне подсказывает, что ты набила руку на Непростительных не меньше моего, — Малфой выдержал паузу, предоставляя ей возможность поспорить, но Гермиона промолчала, ощущая удушающую вину за каждое произнесённое Непростительное. Драко же, не дожидаясь ответа, продолжил: — Давай обойдёмся без всей этой твоей морали.

— Так жить куда проще, правда? Не задумываясь о своих поступках, — сухо спросила она, желая уязвить его.

Он сделал пару шагов и остановился. Гермиона увидела, что они уже пришли и теперь просто стояли у двери. Его лицо в полумраке подъезда приобрело какие-то зловеще острые черты: тяжёлый взгляд блестящих серых глаз из-под тёмных бровей и слегка приподнятые уголки губ, замершие в жуткой полуулыбке. Он совсем не походил на того безмятежного Малфоя, которым был пять минут назад.

Гермиона попыталась убедить себя, что это просто игра воображения и тусклого освещения. Тревогу бить ещё рано. Но руку на кобуру с палочкой положила, так, на всякий случай.

— Конечно. А ты обычно крепко спишь, да? — мрачно спросил он.

Грейнджер поморщилась. Сколько пафоса в голосе! К чему вообще этот вопрос? Вряд ли его волновало качество её сна. Хотя её действительно долгое время мучили кошмары, но стало гораздо спокойнее с тех пор, как она увидела уродливый труп и хорошо знакомую расколотую маску, залитую кровью.

Уж её-то она ни с чем бы не перепутала!

Маска того Пожирателя напоминала мумифицированное лицо с затемнёнными глазницами, её искривлённый рот был зашит крест накрест стальными стежками, а от бровей до скул тянулась гравировка тонкого извилистого узора, покрытого зеленой патиной.

Гермиона запомнила каждую мелкую деталь и щербинку.

Серебро и зелёная патина.

Вот от кого действительно тошнило и воняло тлением на километр. Отвратительный, больной отморозок.

Он был первым её убийством.

Они столкнулись случайно, когда Гермиона уже думала, что бой окончен. Просто вывернули друг другу навстречу из-за угла дома. Короткое испуганное Сектумсемпра, и он беззвучно осел на землю, словно кукла, истекающая человеческой кровью. Гермиона тоже стекла по стенке и зарыдала, оплакивая свою невинную душу и неизвестную жизнь, которую забрала, сама того не желая. Ей не хотелось убивать, не хотелось этой войны. Всё это было так несправедливо! Через минуту или может быть вечность, когда слёзы иссякли, она решилась снять с него маску и посмотреть своей жертве в мёртвые глаза. Больше всего Гермиона боялась увидеть знакомое лицо. Но тела не оказалось, лишь только алая кровавая лужа на промёрзлой земле.

А через месяц Серебро и зелёная патина чудом воскрес, и их больная игра началась. Он охотился, загонял и пил её страх, как сладчайший мёд. Самая первая Авада была выпущена именно благодаря ему. Пожиратель смерти всё-таки настиг её тогда, взмахнул её кистью с зажатой палочкой и метнул зелёный луч в тёмный силуэт на другой стороне улицы. Гермиона так и не узнала, кого они тогда убили, но сомневалась, что он стал бы кидать заклинание в своих.

— Я научу тебя ненавидеть, научу тебя бояться и знать своё место, — он всегда шептал ей свои безумные напутствия. — Ты слабая, грязная и жалкая. Неспособная защитить даже свою собственную жизнь. Научись убивать. Ты не в состоянии никого спасти. Убей себя или попробуй убить меня…