– Просто… Ян крестят Анями обычно…У меня подругу тоже Яной зовут. – шепчет сестра Тимура.

После Лилькиных слов взгляды перемещаются на маму, а та зажав рот рукой кивает.

– Я забыла… Мы же не ходим в церковь, но бабушка кажется правда Аней ее крестила.

На несколько секунд повисает тягучая тишина, которую разрезает папин громкий голос.

– Гелька, блядь! Что в голове-то опилки? Столько лет!

– Я правда забыла…- пожимает плечами мама и виновато смотрит на меня.

Родительский спор прерывает Саша. Он сегодня у нас самый главный и его все слушают.

– Вопрос, как он это сделал, Гель? Значит он был у тебя дома и смог получить доступ к Янке.

По маминому растерянному виду мы понимаем, что она не понимает, как такое могло произойти.

Хотя… Я много раз слышала, что мама работая оставляла меня с соседкой. Он же мог обманом проникнуть. Да в принципе какая уже разница… Это уже не важно. Результат вылезает наружу.

– Как ты ее убирала? Эту мавку? – вновь голос дяди Саши.

Мама растерянно смотрит на меня.

– Когда я приехала к той бабке ее убирать, ее у меня не было. Бабулька ж мне говорила, что она не плотно сидит. То появляется, то уходит.

– Сидит неплотно…- затягивая сигарету повторяет дядя Саша. Татуированная рука, на которой, как и у папы изображено дерево, тянется ко мне и касается лба. Я смотрю ему в глаза, а он словно читает меня.

– Неплотно сидела, потому что она уже была в ней… - кивнув на меня вновь затягивается и выдыхает дым в сторону.

– Кого ты видела?

– Арину- шепчу не смотря на Тима и присутствующих, потому что тот факт, что я видела именно ее, мне не нравится.

– Вопросы какие-то задавала? Что она тебе сказала?

Взгляд дяди Саши внимательный, с прищуром. Я словно на допросе. Понимаю, что ему надо во всем разобраться, поэтому поборов смущение закусываю губу и украдкой все-таки подняв голову смотрю на Тимура. Его взгляд по-прежнему встревоженный.

Мне неловко признаваться в том, что я сталкерила Аринкину страничку, что размышляла о ней.

– Я видела ее два раза… В первый раз я ходила на пляж, что бы побить собственный рекорд. Я люблю медитировать, задержав дыхание и вот, когда я лежала в воде, как раз думала о ней. – вновь смущенно посмотрев на Тимура перевожу взгляд на дядю. – Она тогда ничего серьезного мне не сказала, а сегодня умоляла не идти в воду. Сказала, что это очень для меня опасно.

– Конечно опасно, Ян! – отрезает дядя Саша. – Никаких больше медитаций. Память терять стала, потому что она тебя выживает. Сума сойти с ней можешь…

Я нервно сглатываю.

– Давно ты так топишься? – вновь сухой вопрос в мою сторону.

Дядя Саша убирает руку и потушив окурок, вновь поджигает новую сигарету.

– С детства, лет с пяти…

Сколько себя помню, жить не могу без воды… Это моя стихия и моя жизнь…

– То есть у вас ребенок на ваших глазах топился, а вы даже ничего мне не сказали. Знали же о подселенце…

Осуждение летит в сторону родителей и папа виновато опускает глаза на свои руки. Впервые вижу его таким потерянным.

А они ведь с самого детства оплачивают мне эти «утопления».

– Значит так! – заключает дядя Саша. – Больше никаких бассейнов и ванной. Принимай пока душ. Чем меньше взаимодействия с водой, тем лучше. Улетай пока в Москву, когда уберем подселенца, можешь вернуться к морю. Она воду чует. Поэтому тут активничать стала.

– А когда мы ее можем убрать? – слышу голос над ухом.

Мой мужчина переживает наверное больше родителей, потому что сердце в его груди колотится, как отбойный молоток.

– Ну, думаю через годик. – затягиваясь дядя Саша тянется к стакану с виски и отпивает глоток.

Через годик…

Это ужасно долго.

– Почему мы должны так долго ждать? – озвучивает мои мысли голос Ника и все затаив дыхание вглядываются в лицо дяди Саши, ожидая его ответ.

Дядя делает глубокую затяжку и выдохнув дым в сторону тушит окурок в пепельнице.

– Потому, что там не один подселенец. – и не доводя всех присутствующих до сердечного приступа широко улыбается от чего на его щеках появляются красивые ямочки. – Постарались вы на славу, там еще одна девочка.