Шрифт:
– Фонарный переулок, как и просили, - провозгласил сидящий впереди возница, – с вас двенадцать кредитов.
Гаскинс сунул бумажку в протянутую ладонь и кивнул мне «мол давай, на выход». Я спрыгнул на мостовую и огляделся. Странно, но в прошлый раз это место показалось другим, более престижным что ли. Может причина была в плохом ночном освещении, а может в том, что успел погулять по городу и теперь была возможность сравнить.
Фонарный переулок находился в промышленном районе города, ближе ко порту. Здесь всё было утыкано мастерскими и коробками складов, огороженными уродливыми заборами. А еще имелись жилые дома, больше похожие на деревянные лачуги, пахнущие прелым деревом и дерьмом. К ним не прилагалось ни дворика, ни участка, лишь одинокие лавочки жались к стенам, словно дрожащие псы, испугавшиеся громады складов через дорогу. Судя по зачищенной неподалеку площадке, скоро и от них ничего не останется. Дельцы скупали припортовую землю, снося ветхие строения.
И вот в столь «прекрасном» уголке снимали дом братья-чернецы. Они могли позволить себе все что угодно, начиная от номера в гостином дворе и заканчивая роскошными апартаментами в центре города. Но отчего-то выбрали полуразваленную лачугу на окраине.
Ствол пистоля толкнул в бок.
– Показывай, который дом.
– А чего показывать - вон он, с табличкой номер семь.
– Двигай!
Гаскинс заметно нервничал: бисеринки пота, выступили на его лбу.
– Сударь, вы бы «ревульвер» убрали от греха подальше, а то невзначай нажмете на крючок.
– Кому сказано, пошёл.
Каков глупец… Я сто раз мог сбежать, когда ехали в повозке. Сигануть за борт труда не составляло и попробуй тогда, попади в движущуюся мишень, ежели солнце опустилось за горизонт, а света фонарей недостаточно. Даже на центральных улицах хватало темных закоулков, что уж говорить про окраину.
Я обошел расплывшуюся на мостовой лужу и зашагал прямиком к дому. На первом этаже горел свет. Сквозь плотно задернутые занавески проступали расплывчатые тени, вроде растений в горшочке.
– Без шуток, - напомнил голос за спиной.
Да какие уж тут шутки.
Подошел к двери и постучал. Прислушался, но кроме шума далеких улиц ничего не услышал. По соседству забрехал старый пес: лениво, без азарта. Я постучал и вновь - тишина. Собрался постучать раз в третий, но тут не выдержал Гаскинс - протянул руку и нажал на неприметный выступ возле косяка. Неприятная трель резанула по ушам.
Всё время забываю про здешние приспособления. В домах Ровенска колокольчики над порогом висели и то не у всех, а в Новом Свете – звонки. Проделки шантру, не иначе. Порою они издавали столь отвратные звуки, что хотелось заткнуть уши, и слышимость на пять домов окрест.
За дверью раздались шаги. Я спиною почувствовал, как напрягся Гаскинс, точнее ребрами, в которые вдавили ствол.
– Кто? – раздался дребезжащий старушечий голос.
– Доброго вечерочку, милейшая. Мы к вашим жильцам в гости пришли.
Замок щелкнул и сквозь прореху показалось морщинистое лицо: темное, с пигментными пятнами на дряблых щеках. Подслеповато сощурив глаза, женщина уставилась на нас:
– Вам чего, комнату снять? На ночь али как?
– Бабуля, вы неправильно поняли. Нам бы с жильцами переговорить: с теми, кто у вас второй этаж снимает.
– Нет никого.
– Как нет? – удивился я.
– Так нет… Вчера расплатились и съехали.
– Подождите, бабуля, вы чего-то путаете. Не могли они просто съехать. Квартировалось два человека: один лысый такой с татуировкой на шее, другой важный весь из себя.
– Вот который лысый, тот и расплатился, - подтвердила старушка. – Постоянно мальчонок к себе водил, то одного притащит с улицы, то другого: тощих голодранцев, аж страшно глядеть. – Водянистые глаза хозяйки подозрительно сощурились. Она окинула нас долгим взглядом, после чего недовольно произнесла: – тоже поди из этих?
– Из каких?
– не понял я.
– Двадцатка за ночь и не кредитом меньше.
– Бабуля, мы не хотим снимать комнату.
Зря я по поводу аренды заговорил. Зловредная старушка, потеряв всяческий интерес, с силой захлопнула дверь. Защелкали замки и многочисленные засовы.
– Нам бы только узнать, - закончил я фразу в пустоту.
Признаться, разного ожидал, вплоть до смертоубийства, но чтобы братья съехали не предупредив… И как теперь быть с клиентом, которого требовалось привести? А со мною? Кто снимет проклятый аркан со спины? Или продолжать ходить собачкой на привязи, в любую секунду ожидая наказания?
Я затарабанил в дверь, не жалея костяшек.
– Проваливайте, пока полицию не вызвала, - послышался из-за двери раздраженный старушечий голос. – Повадились тут ходить, мужеложцы.
Но я продолжал стучать, пока дуло пистоля не уперлось в спину.
– Заканчивай цирк.
Я оперся ладонью о шершавую поверхность двери. Калечный мизинец отозвался ноющей болью, а из разбитых костяшек выступила кровь. Темный ручеек побежал по руке, пачкая обшлаг сюртука и рукав некогда белоснежной сорочки.