Я выскочил обратно в прихожую, захлопнул дверь в туалет, прижал её стулом. Поднял бутылку, глотнул ещё раз. Тошнота исчезла моментально. Я сел на пол, поглядывая то на прихожую, то на туалет, закурил. Часы показывали половину пятого, опять. Я проверил, не поломались ли они, но стрелка послушно ползла по дуге, показывая, что всё в порядке.

Из распахнутого окна на кухне доносились звуки сирен. Есть ли шанс, что Фрэнк передумал и отправил подкрепление? Они были далеко, но точно приближались. Я вернулся на кухню и замер у окна. Огни города погасли, оставив только черные силуэты зданий на горизонте, будто мое окно было единственным источником света во всём мире. Здания вспыхивали в свете молний и слабых мерцаниях полицейских сирен. Небо висело низко, цепляя крыши зданий, и бугрилось волнами, по которым иногда проносились оранжевые вспышки. Где-то на западе протяжно завыла сирена воздушной тревоги. Я вдруг понял, – рассвета сегодня не будет.

Я взглянул на часы, чтобы убедиться. Да, половина пятого, стрелка кружит на месте.

Я вновь сел за стол у окна, положил голову на руки. На этот раз я проиграл.

К звукам сирен присоединились детские голоса. Они смеялись, играли на улице, прямо у меня под окном, сил на то, чтобы выглянуть не осталось, да и веры в то, что это не галлюцинация тоже не было. Смех изменился, уступил место рокоту и рёву, глубокому хныкающему басу. Протяжный гул голосов и вой сирен превратился в один рваный визг, отбивающийся дрожанием оконного стекла. Густой и объемный он заполонил собой город, двор, мою кухню, всё существующее. Он не замолкал, протяжно заполняя каждый уголок, разрезая мои барабанные перепонки, выворачивая наизнанку. Злой, угрожающий и живой, он сводил меня с ума. Сам не осознавая, я забился под стол, закрыл уши руками и кричал, что было сил, но не слышал своего крика. Сколько прошло, минута или час? Утихнет ли он когда-либо?

Я мог заглушить его. Сам мог покончить с этим. Пистолет был рядом, заряжен, одно нажатие и мир потухнет, вой смолкнет, я погружусь в темноту и спокойствие.

Теперь я понимал, почему Тони это сделал. Не знаю, когда до него добрались и сколько он терпел, но понимал, как тяжело ему пришлось. Скорее всего, это началось ночью и продолжалось до следующего вечера, сломало его, подчинило, переварило и только потом позволило закончить мучения.

Нет, вдруг понял я, – это не препараты, ни один наркотик не действует так долго. Ни одна дрянь не вызовет подобного эффекта. Это именно то, о чем говорил Тони, – Бог.

Именно он терзает меня, наказывает, желает моей кончины. Его волю передавал радиоприёмник, его присутствие я ощущал за дверью и его гласу вторят сирены.

В пик моей беспомощности, сжав веки как можно сильнее, сотрясаясь от безграничного воя, я на мгновение увидел его. Расплывчатый образ могилы глубоко под городом, гигантское монументальное и бесформенное изваяние. Окаменелое тело, размером с Масс-Коуст, на костях которого был построен мегаполис.

Неживое и неразумное существо, слишком далекое и чужое, чтобы я мог объяснить то, что ощутил. Но сомнений у меня не осталось, – он воздействовал на мои чувства, насылая кошмары наяву. Чем бы он ни был, он выкорчевал у меня из головы самые сокровенные страхи и заставил их предстать перед глазами. Бог копался в моём сознании, извращая воспоминания и грызя разум, как голодный зверь. Он использовал мой мозг против меня. Но…

Но, почему он не использовал мой единственный реальный страх? Не эти глупые фобии и внутренние переживания, а реальный кошмар, что преследовал меня несколько лет?

Я заставил себя вспомнить яркие синие глаза, что смотрели на тебя так, будто заглядывали в душу и даже глубже. Глаза, что я ненавидел. И только мой страх всплыл предо мной, как изувеченный вой сирены стал тише. Я неожиданно осознал истину.

Я не боялся Бога и всех его трюков, я мог приглушить его, мог бороться, ведь мой самый страшный кошмар не давал Богу захватить меня. Он был барьером, что не пропускал чудовищ глубже. Нельзя свести с ума сумасшедшего.

Как и Зейлин я прошел через войну, что почти сломила меня. Воспоминания преследовали меня, терзали каждый день. И как и Зейлин, я боролся с наваждением более успешно, чем остальные, потому что у человека может быть только один настоящий страх. И с помощью этого страха я мог бороться с Богом.

Сирены затихли, в окно пробивался серый солнечный свет. Стрелки часов показывали семь утра. Я выполз из-под стола, встал у окна, наблюдая за дождливым рассветом, что робко показался между подернутых туманной дымкой небоскребов. Город молчал, хмуро взирая на меня издалека, насупив небеса, он ждал моих действий.

Я не понимал, что я пережил, не верил до конца, что долгая ночь закончилась. И не хотел думать о том, какая истина мне открылась. Несмотря на всё произошедшее, скептик во мне ещё был готов спорить и убеждать, что никаких чудовищ не существует, и что все они лишь плод моего разума. Я вновь вспомнил яркую синеву его глаз. Чудовища существуют. Я отряхнул брюки и достал из пачки последнюю сигарету. Я опаздывал на работу.

Межглавие пятое.

– А сейчас, я передам слово Мэйсону с прогнозом погоды! Пожалуйста, Мэйсон, будь добр, хотя бы на этой неделе, порадуй нас хорошими новостями!

– Привет Бэн, я бы с радостью, но, к сожалению, не я распоряжаюсь погодой! Я только могу её предсказать! Итак, что же нас ждет?

Не очень приятный конец календарной зимы, друзья. Похоже, старушка не собирается пока отступать и даст нам последний бой, перед тем как уйти до следующего года.

C запада на побережье наступает антициклон “Валентайн” , и синоптики предрекают резкое похолодание на всём восточном побережье, в том числе и в Коуст-сити. Холодать начнет быстро, начиная с середины месяца, и по прошествии всей третьей декады показатели столбиков термометров будут в районе нуля.