Шрифт:
Альберт пришёл вместе с Лиззи. Буднично передал Джонсону серебряный клинок для официальных казней.
— Прости, Давиде, дядюшка не пожелал с тобой попрощаться. И я марать об тебя руки не буду. Но посмотрю.
Хлоп!
Все вздрогнули. Прямо под ними как будто начался бой.
Хлоп! Хлоп!
Лиззи нервно переступила с ноги на ногу, стуча об пол шпильками. Альберт нахмурился:
— Мартин, проверь.
Мартин подчинился, вернувшись через минуту:
— Его больная девка к нам вломилась.
— Геррато?!
— Нет, полукровка.
Полукровка! Даву захотелось кричать.
—…Мне помочь ребятам?
Виконт задумчиво пожевал губами.
— Нет. Она уже вылетала сегодня. Скоро выдохнется.
— Приказ по возможности брать живой в силе?
— Да. Нож согласился на девочку в качестве компенсации.
Давиде зашевелился, приподнялся:
— Не глупите! Её видели! Наверняка засняли! Как вы объясните похищение?! Альберт, послушай! Пропусти её сюда спокойно, я отправлю малышку домой, и дальше делайте со мной, что хотите!
Альберт покачал головой.
— Дави, ты слишком наивен для пятисот лет. Она открыто крушит Дом и стреляет в наших собратьев! Объявить её убитой не составит труда. А она тебе правда так нравится?
— Она не заслуживает судьбы «фермы» у Ножа! Лиззи!!! Ты отправишь другую женщину в лапы такого же садиста, как твой бывший муженёк?
— О Боже, — Лиззи закатила бульдожьи глаза. — А ко мне ты как-то жалости не проявлял! Потому что я не бордель с баром в одном лице?
Бум! Хлоп!
Джонсон мрачнел с каждой секундой.
— Босс, она же вырежет остатки наших! По-другому с Ножом расплатимся! Я пойду!
— Стой!!! Меня кто будет охранять? Это вполне может оказаться хитрым планом синьора. А, синьор?
Дав не ответил. Он в отчаянии мысленно кружил по тюрьме. Нет, от оков самому не освободиться, и Элизабет с Мартином не перетянуть на другую сторону. Дурная, дурная девчонка! Он же постарался ей объяснить!
Теперь звуки драки раздавались на лестнице.
— Ада, уходи!!! — заорал Давиде изо всех сил, до кровавых следов натягивая цепь наручников. — Уходи, беги!!!
Лиззи скорчила презрительную мину.
— Дожили. Запал на байку!
— Так, — решил Джонсон. — Все во вторую камеру. Закрывать не будем, а патроны она истратит.
Дав проорал и об этом. Не подействовало. Охотница ворвалась в тюрьму, бросилась к камере виконта со вскинутым пистолетом… и вылетела.
Дав сочно выругался на итальянском, так как более ни одно действие было ему не доступно.
Из-за внезапного расслабления Ада упала, но сориентировалась, сгруппировалась. Всё же пальнула по выскочившему к ней Мартину, но безрезультатно. Скрутив девушку, безопасник поставил её перед собой, держа руки за спиной.
— Давай в камеру!
— Погоди…— к Аде подошёл виконт. Морщинистыми пальцами ощупал её подбородок как челюсть породистой лошади.
— Босс, она опасна!
— После второго-то вылета? Для медиков она опасна, любому доктору плохо станет от её состояния!
Ада была изранена. Из-за стекла камеры Дав слабо ощущал запах её крови, но троих бриттов он наверняка волновал и будоражил. Виконт определённо к ней принюхивался.
— Итак, Ада…
— Не трогай её!
— О, ты должна быть особенная! Наш Давиде любит особенных. Необычных. Талантливых.
Ада смотрела ему в глаза и почти плакала. Ей было страшно. Дав никогда не видел её такой.
— Не пейте меня! — выдавила она. — Пожалуйста!
Виконту нравился её страх. Он положил ладонь Аде на грудь, она задрожала. И зачем-то прикусила нижнюю губу.
— Не пить? Да, пить тебя на глазах любовника было бы… особенно жестоко, не так ли?
Он резко вонзил зубы ей в шею, и Давиде затошнило, хотя его физиология почти исключала тошноту. Старик жадно глотал кровь Ады, прижимаясь к тонкому телу, как сатир к нимфе. Ада терпела, зажмурившись. Потом заговорила:
— Вот ваша истинная природа! Выпить, сожрать, использовать! Своих не пьёте, так перегоняете в деньги, в сыворотку! Твари лицемерные!
Виконт оторвался от неё с тупой блаженной улыбкой. Его пошатывало.
— Зато они стали по-лез-ны-ми! А то прятались по норам как зайцы! Ждали, когда сумеют нас выдавить… Слизняки!
— Слизняк здесь ты, тебе пришлось под байханта лечь ради этой затеи! Без Листаса бы ничего не выгорело!
«Провоцирует, чтобы убил, но не отдавал испанцам… Дурочка… Ты бы так много могла…»