Шрифт:
Убедившись, что Эва обняла древесный ствол и способна удержаться, Готье погладил Черного Быка по морде.
— Скачи, — шепнул он на ухо и, сделав два шага, больно ударил по крупу. Жеребец встрепенулся и понесся вперед, огибая древесные стволы. Одрик с тоской посмотрел ему в след, а после подпрыгнул и ухватился за мощную дубовую ветку.
Остаток ночи беглецы провели над землей. Когда забрезжил рассвет, рыцарь вскарабкался выше и осмотрел округу. Ему повезло, выбранное дерево выросло несколько выше ближайших.
— Умоляю, осторожней, — шептала себе Эва, глядя как ее защитник покачивался на верхушке дуба.
— Кажется, там дым! — радостно крикнул Одрик и облегченно выдохнул. — Даже не один, возможно деревня.
Спуститься оказалось сложнее, чем вскарабкаться наверх. Готье ободрал руки и лицо о кору, но все равно воодушевленно спрыгнул на мягкую траву. Эва спрыгнуть уже не могла. Силы покинули ее окончательно и рыцарю пришлось снимать девушку самому.
— Далеко?.. — она умоляюще глянула мужчине в глаза и от истощения потеряла сознание.
Ничего не оставалось, как взвалить ее хрупкое тело на плечи и упорно шагать в нужном направлении. Волков слышно не было. «Либо Бык смог увести их далеко, либо хищники настигли и разодрали несчастного жеребца» — думал Одрик, обливаясь потом. Он бы предпочел, чтобы скакуном завладели нападавшие и какой-нибудь рыцарь гордо гарцевал на нем, сражая противника, чем такая бесславная кончина в лесной глуши. Этот благородный жеребец достоин воспевания в стихах. Достоин того, чтобы, как подобает воину, пасть на поле брани.
Досада от потери боевого товарища постепенно сменилась унынием. Девушка весила не больше ста десяти фунтов, но для изможденного организма и такая ноша казалась непосильной. Несколько раз защитник падал на землю и молча лежал, уткнувшись лицом в траву, но находил силы и заставлял себя подниматься.
К вечеру Готье набрел на окраину деревни. Молодой крестьянский парнишка лежал на сене, закинув руки за голову и с любопытством разглядывал вышедшего из леса. Одрик попытался что-то сказать, но из горла вырвался нечленораздельный вопль. Рыцарь качнулся, пытаясь сделать шаг, и распластался в крапиве, придавив собственную голову Эвой.
Местность вокруг замка Пуле обросла плотным кольцом палаток и шатров, как будто крепость взяли в осаду. Над разными частями лагеря реяли знамена предводителей. У самых ворот расположились воины де Тоси. Недалеко от них квартировали красные щиты с черными трилистниками малолетнего барона Сен-Ри, который унаследовал феод в семь лет. Его отец принял смерть вместе с сюзереном.
С другой стороны, среди износившихся палаток наспех собранной пехоты, красовался зеленый флаг старика Корвина Маре, владельца лесного поселения Амони — бегущая куница на белой горизонтальной полосе. Рыцари в его отряде тоже имелись, но предпочли, как и их барон, обосноваться в городке рядом с замком.
Ближе к упомянутому городу стояли лагерем и люди де Кран, где также мелькали вассалы и ополчение из земель Фонтенель. Недалеко ветер играл с гербами барона Леруа, владельца замка Фонтир и старого друга покойного лорда Уолеса. Его предки обозначали себя на поле брани тремя боевыми топорами, размещенными поверх желтых полос на светло-красном фоне.
Пока сиры познатнее забавлялись с девками в городке, пехота, ополчение, оруженосцы и безземельные рыцари пьянствовали в полевом лагере. Стоянку наполняли острые запахи грязных тел, дыма, мочи, лошадиных и человеческих экскрементов, так как животные и люди опорожняли кишечник в любом месте, как только потребность облегчиться давала о себе знать.
Тем временем в донжоне замка шел военный совет. Стоял дикий ор. Бароны спорили и крыли друг друга проклятиями, стучали кулаками по столу и хватались за кинжалы, словно дикие вепри делили самку в брачный период. Один только Корвин Маре сидел молча. Старик щурил слезящиеся глаза и плотно прижимал к уху медный рожок, периодически меняя стороны.
Барон Сен-Ри, не особенно увлеченный проблемами взрослых, отстраненно играл деревянной лошадкой на краю стола. За него глотку надрывал сир Седрик Белый Глаз. Его правый зрачок в юности затянуло бельмо, что, впрочем, не мешало соблазнять чужих жен. Ныне он прочно занял место фаворита вдовы бывшего сюзерена и исполнял обязанности маршала при новоиспеченном господине.
Леди Зинат прохаживалась у раскрытого окна, заложив руки за спину. Упругое тело обтягивал дорожный костюм из телячьей кожи, выкрашенный в черно-красный цвет. Необычная для леди одежда удачно подчеркивала бедра и ягодицы, которые играли при каждом шаге. На шее висела толстая золотая цепочка с подвеской в виде серебряного меча, демонстрирующая уважение к Светлой Деве, хотя женщина не прельщала культ Эсмей.
Ей надоели мужские бахвальства и горячие препирания, но она ждала, пока бароны выпустят пар. Вначале обсуждения планов вассалы решительно выступили против того, чтобы вдова сюзерена возглавила поход, ссылаясь на природную слабость женского ума. Забавно, но когда мужчины начинают нервно доказывать свое превосходство, любая женщина понимает, что она то как раз умнее их, и предпочитает сохранять спокойствие. Мудро запретив подавать вино и другие напитки во время совета, Зинат хладнокровно наблюдала за тем, как у баронов пересыхают глотки. Еще немного и они умолкнут от жажды и раздражения голосовых связок.