— Что нужно сказать? — игнорируя мои слова, Савельев жестко напирает на парня.

— Аня, извини. Обещаю, что этого больше не повторится, — тут же стушевался обидчик, отыгрывая раскаяние. Поверила ли я ему? Нет! Но ради нашей безопасности жестом показываю, что все хорошо.

— Собирай книги и проваливай! — рычит Савельев. — Тамбов, еще раз, сука, ты ее обидишь или даже подойдешь к ней, могу не рассчитать силу и сделаю тебя инвалидом, понял?

Некий Тамбов часто закивал головой и, протянув мне собранную литературу, и в одно мгновение скрылся из виду. Теперь мы остались с Савельевым один на один. Наверное, стоит его поблагодарить за то, что он сделал ради меня.

— Мирон, спасибо, что заступился. Но не стоило, — складывая книги в рюкзак, не смею посмотреть на него.

— Так рад, что ты пришла, Ань, — дождавшись, пока я уберу книги и накину рюкзак на плечи, Мир несмело берет меня за руку, пропуская через все тело разряды, и ослепляет улыбкой. — Правда, очень рад, — и сейчас я чувствую, что он говорит правду.

— Знаешь, Савельев, а мне даже понравилась игра, — признаюсь открыто и впервые улыбаюсь ему в ответ. Потому что мне так захотелось. Потому что это желание так и рвалось из груди. Но… Как бы ни распирало, руку все же выдергиваю, опасаясь, что нас кто-нибудь поймает в столь интимный момент. — А, забыла… Поздравляю с победой, чемпион!

— Спасибо, — и… о, бог ты мой, Савельев смущается! Серьезно? Невероятное зрелище и так завораживает. — Получается, действие ты выполнила, — выдавая странные интонации, Мирон ближе ко мне подходит. — Тогда теперь твоя очередь спросить.

— Спросить о чем? — не сразу понимаю, что имеет в виду.

— Правда или действие.

— Мне это не интересно, Мирон, пойми же ты! — делая шаг назад, выдыхаю устало. — Ну, прекрати вести себя, как ребенок! — стараюсь придать своему голосу максимум строгости, но от накатившего волнения звучу не очень-то убедительно.

— Не хочешь спрашивать, тогда я возьму бразды правления.

— Можно подумать, когда-то было иначе, — беззлобно усмехнувшись, впиваюсь руками в лямки рюкзака.

Господи, спаси и помоги. Убереги меня от греха. Не позволяй оступиться… Не позволяй упасть…

— Знаешь, Тихая, — шипит змей искуситель, натягивая мои нервы, — а я, наверное, выберу правду, — и снова этот игривый блеск в глазах, безумный, порочный.

— Ты невыносим… — застонала я, понимая, что проще со стеной договориться, чем с Савельевым. — Что тебе нужно, а?

— Ты.

— Что? — вздрагиваю от столько резкого ответа и словно в ужасе распахиваю глаза.

Мне послышалось? Или Мир неправильно понял вопрос? Что значит «ты»?

Дышать. Главное — не забывать дышать!

— Я же обещал тебе правду. Мне нужна ты, Тихоня, — это признание обрушивается на меня кипящей магмой, сжигая дотла.

Вглядываясь в черты Мира, пытаюсь понять, шутит ли он. Нет, не шутит. Голос звучит уверенно, твердо, словно в мире нет ни одного факта, способного опровергнуть сказанное.

— Почему я? — впадаю в панику, не зная, как расценивать это признание. Язык прилипает к небу, а в горле першит. — Оглянись, Мирон, вокруг столько девушек, — меня натуральным образом заворачивает неконтролируемой дрожью. И внутри, и снаружи.

Скинув спортивную сумку на землю, Мирон оборачивается. Вертит головой, раскинув руки в стороны, словно выискивает кого-то. Потом делает два круга вокруг своей оси и, опустив уголки губ, пожимает плечами.

— И где они? — вернув взгляд на меня, выглядит каким-то безумцем. — Аня… Тихоня, я хочу тебя. Только тебя, — снова оказавшись на расстоянии запретных нескольких сантиметров, осторожно так кладет руки мне на талию и прикасается лбом к моей переносице. — Питбули выиграли, принцесса. Хочу получить обещанное свидание.

— Я тебе ничего не обещала! — отзываюсь не своим голосом. Он трещит, словно на части раскалывается.

— Ань, ну сколько можно, а? Я же с ума по тебе схожу, — очень тихо прошептал Мир. Взяв меня за подбородок, приподнимает лицо. — Ты будешь мой, Тихая… Вот увидишь.

Все, пора это все заканчивать. Иначе я умру от разрыва сердца. Каждый раз Мирон вводит меня в крайнюю степень волнения, паники и отчаяния. Каждый раз, нарушая границы, он даже представить не может, как тяжело потом латать треснувшую броню. В голове и без этого полный сумбур. Что бы я ни пыталась сделать, как бы не старалась контролировать ситуацию, навязчивые мысли лезут в голову, не давая сосредоточится.

— Понимаешь… Господи… — делая несколько шагов назад, хватаюсь за голову. — В общем, мои родители… Они… Они будут не в восторге, если увидят нас вместе. Ты просто не знаешь мою семью, — заторможенно моргая, но при этом не отрывая от Мирона взгляда, пытаюсь донести до него главную суть — мы не можем быть вместе.

Ответ же оказался максимальное непредсказуемым — эмоциональная вспышка. Яркая, мощная. Своим напором она буквально валит меня с ног. Отражать ее я, увы, не в силах.

— Да и я тебя не знаю, Тихая! — взрывается Савельев, выходя из себя. — Ты же вечно убегаешь от меня! Достало это! Я бы, блядь, и рад тебя из башки вытряхнуть, а не выходит, понимаешь? Ты так умело выстроила свой стерильный мир и… и… — играя скулами, Мир шумно тянет кислород. Но ощущается, будто задыхается. — А знаешь, что, Тихая… Нахуй! Нахуй это все! — выталкивает грубо, приклеивая к лицу маску равнодушия. Все его эмоции, которые только что били фонтаном, разом стихли. Осталась лишь стальная невозмутимость. — Большой привет, новенькая! — отсалютовав мне, наклоняется за сумкой и гордой походкой уходит.