Урри л'Алеман — хороший пример продвижения, которому благоприятствовала война. Когда он появляется в источниках, он все еще простой арбалетчик Двора. Положение скромное, но оно обеспечивало непосредственную близость к королю. Как и многие другие арбалетчики Двора, Урри вскоре стал "сержантом-оруженосцем короля": теперь он был частью этого элитного отряда из нескольких десятков человек, из которого король черпал верных людей в зависимости от обстоятельств. Именно в этом качестве Урри сражался в Аквитании в 1295 году. Его таланты, очевидно, были оценены по достоинству. В июне 1297 года, когда Роберт д'Артуа уехал из Аквитании во Фландрию, Урри был одним из тех, кого он оставил командовать оккупационными войсками. Трудные войны во Фландрии еще более способствовали его восхождение. Гийом Гийар, наиболее дотошный хронист этого периода, часто упоминает его имя. Во время стычки в январе 1300 года он описал его как второго помощника одного из маршалов Франции, Симона де Мелёна. Урри, несомненно, был одним из лидеров французской армии в битве при Арке 4 апреля 1303 года, во время которой он дважды был сбит с лошади. 5 июля под Сен-Омером под ним были убиты три лошади, а сам он был ранен. В сентябре ему было поручено деликатное задание — вернуть в Аррас солдат, которые взбунтовались, из-за невыплаты жалования. В Гравелине, в июле 1304 года, он возглавил рейд вместе с Ударом де Мобюиссоном, а затем вместе с другим сержантом-оруженосцем возглавил грабительскую экспедицию. Неизвестно, когда он был облагорожен, то есть посвящен в рыцари, но ему даже был присвоен титул "рыцаря короля". Уже в 1313 году он был среди рыцарей, остававшихся при Дворе, в свите Филиппа Красивого. В последний раз он служил в королевской армии в 1315 или 1316 году, и умер примерно в этот период. Стремительный взлет сделал Урри важной фигурой и в конце жизни он получал от короля ежегодную пенсию в размере 300 турских ливров [375] .

В своей карьере Урри, безусловно, проявил мужество, талант и мастерство. Но ему также очень повезло, так как он избежал гибели при Куртре. Фактически, катастрофа привела к тому, что на место погибших выдвинулись десятки других рыцарей. Необходимо было назначить нового коннетабля, двух новых маршалов и нового магистра арбалетчиков. Жак де Байон был одним из тех рыцарей, которых последствия поражения выдвинули на передний план. До начала Фландрских войн этот сеньор из Шампани вел скромный образ жизни. Мы видим, что он служил в армии 1297 года, затем был в составе войск, оккупировавших графство до 1302 года. Но после 1301 года он уже был приближен к королю, поскольку получал жалование при Дворе. Поэтому в следующем году Жак де Байон уже не был кем-то неизвестным, но именно гибель главных офицеров армии открыла перед ним большие перспективы. 1 октября 1302 года король поручил ему охрану границ вместе с двумя новыми маршалами Франции и Беро де Меркёром. Через несколько дней, 19 октября, он разбил фламандцев под Касселем, а затем возглавил рейды в направлении Кале, во время которых оба маршала ему подчинялись. В декабре 1302 года Жак действовал под командованием Оттона, пфальцграфа Бургундского и нового графа Артуа, а затем снова командовал двумя маршалами во время нападения на аббатство Ваттон (26 декабря), где под ним была убита лошадь, а сам он был ранен. 4 апреля 1303 года он одержал победу над фламандцами в битве при Арке. 9 апреля он был назван "лейтенантом короля на границах Фландрии". На заседании Совета 10 июля 1303 года Жак был поименован между коннетаблем и маршалами. Он принимал участие в битве при Монс-ан-Певель, но, похоже, не играл никакой особой роли. Его блестящие заслуги во время войны во Фландрии принесли ему пожизненную ренту в 500 турских ливров. Во второй половине царствования он был важной фигурой в окружении Филиппа Красивого [376] .

Карьеры Урри л'Алемана и Жака де Байона являются яркими примерами, потому что они хорошо задокументированы. Но это были не единичные случаи. Для многих рыцарей война была возможностью сделать карьеру на службе у короля. Однако не стоит забывать, что при Филиппе Красивом не только военные получали повышение. Такие юристы как Гийом де Ногаре и Гийом де Плезиан, или люди умевшие обращаться с деньгами, такие как Ангерран де Мариньи, вероятно, ценились еще больше. Но отметим один момент: карьеры всех тех, кого мы только что назвали, начались только после окончания десятилетия военных успехов. Что это, совпадение? Смогли бы они в первой половине царствования сделать такую же карьеру, как впоследствии?

На протяжении всей этой книги правление Филиппа Красивого преподносится как время решительных перемен. Война изменила свои цели и характер; военная служба вассалов была распространена на всех дворян, а затем и на всех подданных; налогообложение пережило небывалый подъем. Очевидно, что даже если мы пока ограничимся военными аспектами, Филипп Красивый коренным образом изменил практику своих предшественников. Иногда говорят, что он просто утвердил последствия событий, желаемых Людовиком IX или Филиппом III. Но, несомненно, на деле все выглядело иначе.

При ближайшем рассмотрении кажется, что ключевым моментом в политике правления является создание централизованного государства. Филипп Красивый хотел войны и методично ее подготавливал. Прежде всего, он намеревался обеспечить себя финансовыми средствами. Как мы видели в предыдущей главе, он присвоил трехгодичный децим 1289 года; затем, в 1292 году, он ввел мальтот, принцип которого оказался радикально новым. В обоих случаях эти сборы не были оправданы конкретной причиной — отвоеванием Святой Земли или возобновлением войны против Арагона. Они служили для короля средством создания денежного резерва. С другой стороны, в 1290 и снова в 1291 годах молодой Филипп добился от своего кузена Карла II, короля Сицилии, возврата в королевство графа Артуа, лучшего военачальника в семье. К чему этот возврат, если Филипп, в краткосрочной перспективе, не собирался вести войну? Предлог не заставил себя долго ждать. Банальная ссора между моряками Нормандии и Байонны открыла путь к объявлению войны. То же самое произошло с Ги де Дампьером, графом Фландрии, вассалом, который долгое время был образцовым и которому не позволили избежать конфликта. Следует отметить еще одно обстоятельство. И король Англии, и граф Фландрии были не очень опасными противниками. Если Эдуард I пожелал бы отправиться на войну, он должен был пересечь Ла-Манш. Ги де Дампьер был главой богатого графства, но его отношения с могущественными городами Гентом и Брюгге были не лучше, чем у короля Англии с его баронами. Ни один из них не мог соперничать с королем Франции. На самом деле, в период с 1294 по 1297 год и Аквитания, и Фландрия были оккупированы без особого труда.

Трудно сказать, намеревался ли Филипп Красивый присоединить эти две территории к своим владениям. Если бы это было так, то война была бы оправдана. Но можно выдвинуть и другую гипотезу. Филипп Красивый хотел войны только с одной целью: создать централизованное государство. Это не анахроничная интерпретация, вдохновленная Карлом Шмиттом [377] . В знаменитом отрывке из Coutumes du Beauvaisis (Кутюмов Бовези) Филипп де Бомануар писал:

Этот бальи, этот высокопоставленный офицер, Бомануар, был вдохновлен сделанным королем. Политика Филиппа Красивого преследовала только одну цель — создать исключительное положение, которое позволило бы ему выйти за пределы, традиционно отводимые королевской власти. Война была его первым инструментом; она дала начало интенсивной эксплуатации понятия "защиты королевства". Впоследствии на первый план вышли конфликт с Папой Бонифацием VIII, борьба с Орденом Тамплиеров и изгнание евреев. Каждый случай, конечно, имеет свои особенности, и можно более или менее точно определить все нюансы. Но общая идея такова: Филипп Красивый никогда не собирался оставлять королевство в покое, но всегда держал его в состоянии напряжения, чтобы постоянно увеличивать сферу своей власти и власти своих офицеров.