Шрифт:
Вот его краткое содержание: «Дорогой Евгений! Письмо Ваше мне очень понравилось. По-моему, Вы способный человек, а, следовательно, Вам надо писать, учиться писать. Выберете какой-то день (предварительно сообщив о нем в редакцию), приедете, привезете свои стихи, и мы с Вами поговорим подробно. Условились? Всего Вам хорошего!».
Дня через три, загодя договорившись с Виктором Кирилловичем и на час раньше отпросившись с работы, я поехал к нему в редакцию, прихватив с собой несколько стихотворений.
Он усадил меня в мягкое кресло, где я чувствовал себя не очень-то уютно, дал мне какой-то журнал. А сам стал читать мои стихи. Читал долго и внимательно. Внизу каждого стихотворения писал свои замечания. Под «Шопена мелодия тихо звучала» написал: «Интересно, но сухо». Эти стихи увидели свет лишь 28 лет спустя в моем первом сборнике «Утро в деревне».
Далее мы с ним долго разговаривали каждый о своем. Его очень заинтересовала моя жизнь, и он с удовольствием слушал меня.
Я тоже кое-что узнал о нем. Например, что он наш — нижегородский. Родился 26-го февраля 1935 г. в Молитовке. Отслужил в армии. Успел поработать на заводе станочником. Заочно закончил Литературный институт им. М. Горького в Москве. Выпустил два поэтических сборника в Волго-Вятском книжном издательстве. Первый — «Позывные моей весны» — 1964 г. и второй — «Зрение» — 1968 г. Написал поэму «Ранний снег».
Передо мной был уже сложившийся поэт, стихи его, появившиеся в печати, я знал хорошо.
Он мне говорил о прадеде, который 20 лет тянул лямку бурлака. Видно, он им очень гордился. Но я тогда не придал значения этому разговору. Потом, когда перечитывал его стихи заново, обнаружил для себя, что первый его сборник начинался стихотворением, именно посвященным прадеду и его бурлацкой жизни, и почувствовал себя очень неловко.
После разговора с Виктором Кирилловичем в редакции «Ленинской смены» я вышел из нее на многое прозревшим.
С тех пор и началось мое знакомство с Кумакшевым. Можно даже сказать — дружба. Он нередко приходил к нам на квартиру. И один. И со своей супругой Галиной Даниловной. Моя жена с удовольствием их принимала. Один раз у Виктора Кирилловича завязался разговор с моей дочерью. Она только что пришла из школы. И он поинтересовался ее успеваемостью. Поскольку он вел себя запросто, дочь сначала не испытывала к нему внимания, но, когда я ей сказал, что это поэт и что у него уже выпущены книжки со своими стихами, тогда она, озорно улыбаясь, взяла учебник русского языка, продиктовала ему несколько предложений и после написанного им на листе тетради, стала с пристальным интересом проверять по учебнику знаки препинания. Виктор Кириллович так увлекся детским любопытством, что буквально во всем подчинялся ей. А после этого по просьбе дочери прочитал своего «Кузнечика».
Бродил в лугах с блокнотом — Сонетом занят был, А он чистейшей нотой Меня остановил. Забыв о власти строчек, Я выронил перо. Кузнечик — колокольчик, Литое серебро…Видя, как он старательно и четко читает стихи, я его голос стал записывать на свой магнитофон «Романтик». Попросил прочесть еще что-нибудь. И он с удовольствием читал: «Стихи о дуэлях», «Целуйте женщин» и другие. Но больше всего мне запомнилось стихотворение «Лучинник». Из его третьей книги «Прильни к земле», вышедшей в 1971 г.
Оно начиналось:
Осенняя роща как табор цыганский пестра. Как в песне цыганской, в ней боль с бесшабашностью рядом… А ветер, подкравшись, рванет, засвистит конокрадом, И тает, срываясь, листва, словно искры костра.Виктор Кириллович читал его с каким-то особенным, ему присущим напряжением и выразительностью, что мы после исполнения захлопали в ладоши. С этого дня моя дочка открыла для себя поэта В. Кумакшева.
У Виктора Кирилловича тоже есть дочь, немного постарше моей. Однажды солнечным летним днем мы с двоюродным братом проходили мимо столовой «Дома крестьянина». Брательник был выпивши и ругался. В то время невдалеке от нас пересекали шоссейную дорогу Кумакшев с дочкой. Как я потом узнал, он ее водил на занятия по музыке. Я боялся, что он услышит брательникову ругань, и готов был сквозь землю провалиться со стыда. Но, слава Богу, Виктор Кириллович, увлекшись разговором, нас не заметил. А брательнику я потом дал выволочку, сказав: «Сейчас прошел наш горьковский (нижегородский) поэт с дочкой, а ты матюгаешься!».
Для меня Кумакшев — поэт был тогда уже вроде духовного учителя. Я знал, что он терпеть не мог пошлые слова. А хорошие ценил. У него даже есть стихи «О словах».
Слова, как люди: В каждом — душа, У каждого — свое лицо.Или:
Хорошие слова не бойтесь повторять, Пусть мягкими мы выглядим за это. Ведь повторять их — значит одобрять Друзей и собеседников приветом.