Блюдо было явно моё. Фамильное.

Я вскочила — не дожидаться же, когда блюдо пойдёт атаку! — фамильное, похоже, восприняло это командой к действию, метнулось в мою сторону и с разгону поддало мне с тылу под коленки, отскочило в бок и замурчало, вроде как, примирительно…

Тяжело дыша, в закоулок ввалился Макс, пихнул в бок бледного до синевы Афанасия:

— Идемте, ещё один зал — и мы в библиотеке, там безопасно.

Перебежками от колонны к колонне мы преодолевали огромный зал, тронный, видимо. Моё блюдо трусило позади, держа некоторую дистанцию: попытка поддать под колени Максу кончилась для фамильного пинком и полётом в противоположный угол.

— Это ещё что за…? — начал было Макс и покосился на меня, когда из тёмного алькова нам навстречу медленно вышла Белатрисса Лестрейндж собственной персоной.

Судя по ошалелой физиономии, «Гарри Поттера» он не смотрел. И не читал.

Не успела я и рта открыть с объяснениями, как Белатрисса, хищно оскалилась, взмахнула палочкой и принялась сходу бомбить нас «авадкедаврами». В доли секунды до этого я растолкала Макса и жалобно всхрюкнувшего Афанасия в разные стороны и заорала «Бежим!». Пригибаясь под обстрелом, мы хором кинулись за угол в укрытие.

— Это чокнутая волшебница из фильма, заклятья смертельные, — постаралась кратко изложить я.

— Ясно. Чем она там машет?

— Волшебной палочкой, — буркнула я.

— Чем? — фыркнул он и моментально перестал веселиться, когда мимо его лица пролетел очередной зелёный плазмоид.

— Так, ладно, как её нейтрализовать?

— По башке ей дай!

— Чем?!

— Чем-нибудь потяжелее!

Подбить волшебницу было нечем, к сожалению, и обезвредить её не удалось. Зато Белатрисса совсем разошлась — сыпала проклятьями направо и налево. А потом остановила тяжёлый взгляд на Афанасии. Она взмахнула палочкой, что-то неразборчиво гаркнула на латыни, и под её жуткий сатанинский хохот Афанасий вдруг посерел, весь скукожился и тяжело рухнул на четвереньки, обрастая пластинчатым панцирем. Через мгновение, к моему ужасу, на месте несчастного чёрта шевелила усиками гигантская отвратительнейшая мокрица.

Всю оставшуюся дорогу я, не смущаясь, ревела. От жалости к Афанасию — нет помочь мы ему не можем, взять с собой — тоже, если останемся, то и с нами могут случиться неприятные метаморфозы, — от злости на Беллатрису, на себя, Макса, от бессилия и усталости.

Воющая, рычащая и скрежещущая зубами толпа выдуманных, существующих и несуществующих монстров, бородатых викингов с топорами и вымерших динозавров росла, множилась и не желала отставать. Силы мои и здравый смысл иссякали на глазах. Слёзы высохли, а я сама стала сомневаться, что такое вообще может происходить. Со мной. Существую ли я, или тоже плод чьего-то воображения.

Надо отдать Максу должное: он не отчаивался, не сомневался и с прежним задором и темпом продолжал тащить меня за собой.

Нырнув за Максом в предложенную им в качестве укрытия комнату, я привалилась к стене, а разноглазый захлопнул с трудом сдвигаемую дубовую дверь и на всякий случай навалился сверху. С минуту мы, молча глядя друг на друга, пытались отдышаться.

— Это что за хрень сейчас была?

— А, не парься, — махнул рукой Макс, — новенькие всегда феерично фонтанируют страхами и фантазиями, ну а здешние твари чувствуют слабость и наваливаются толпой. Научишься со временем мозги контролировать. Афанасий попал в замес, конечно… Но ничего, через полгодика снова чёртом заделается. Вот помереть здесь гораздо неприятнее, особенно если тебя сожрали. И полгодиком тут не обойдешься…

Я передёрнулась. Фонтанируют, сожрали… Успокоил, нечего сказать. Афанасия только жалко…

Я обвела укрытие взглядом: наконец-то мы оказалась в «библиотечной зале»! Не такую уж большую комнату занимали в основном книжные стеллажи: они оккупировали весь периметр помещения и высились до самого потолка. Единственная стена без полок была занята камином и десятком разнокалиберных часов. На каминной полке хронометры тоже имелись в избытке. В углу напротив камина уютно расположились два вольтеровских кресла с высокой спинкой, пуф, глобус и почему-то арфа. В натопленной комнате царил сонный полумрак, и только звук размеренно тикающих разом нескольких часов нарушал тишину и тонул в густом ворсе ковра; в камине жарко потрескивали поленья. В воздухе витал запах старой бумаги и кожи. Волна тепла прямо приглашала бухнуться в кресло и расслабиться. Так тихо, спокойно и уютно. Из-за двери не было слышно ни единого звука, казалось, всеобщие суматоха и безумие за дверью ни малейшим образом не коснулись этого места. Странно… Будто и не было никаких только что гнавшихся за нами чокнутых чудовищ. Блюдо засучило лапами, и я со вздохом отпустила его на волю.

— Зала — это громко сказано, — сообщила я.

— Да, мне тоже хотелось бы чуть больше места, — сказало вдруг одно из кресел.

Я вздрогнула от неожиданности и покосилась на Макса. Он только усмехнулся.

— Прошу без церемоний, будьте как дома, — снова вступило кресло.

— Надеюсь, оно не бегает, — прошептала я Максу.

— Оно не бегает, — с какой-то странной улыбочкой заверил меня он.

— Максимилиан, полагаю, мы с твоей прелестной спутницей не представлены, окажи любезность, исправь это огорчительное упущение.

Макс досадливо поморщился: то ли в ответ на «Максимилиана», то ли на «твою прелестную спутницу», но двинулся вперёд, не забыв при этом ухватить меня за руку. Кресло оказалось всего лишь креслом, зато в нём сидел интеллигентного вида старичок с абсолютно белой шевелюрой и пронзительными светло-голубыми глазами, не по-стариковски ясными. Будто кто-то надел костюм пожилого человека, и несоответствие содержания форме выдавал лучившийся изнутри свет. Этим невыразимо удивительным взором трудно было не любоваться.