Всю мостовую сорят…» и т. д. и т. п.

Упадок городской жизни в V - X веках позволил надолго забыть про этот вид повседневных опасностей - как известно, хватало других: на востоке Европы города разорялись кочевниками и междуусобными войнами; на западе - сначала кочевниками, затем арабами, грозившими одно время и Риму и Парижу, затем норманнами. С X века городская жизнь входит в относительно нормальную колею, но хотя сдача части дома внаем была почти повсеместной практикой, идея многоквартирного дома воскрешается вновь лишь к концу XVIII столетия.

Вплоть до конца прошлого века, когда антисанитарные условия в капиталистическом городе стали, наконец, объектом социальной критики и начались некоторые городские реформы, направленные на устранение самых разительных зол, никому, разумеется, и в голову не приходило сопоставлять новейший по тому времени опыт с историческим. Скорее писатели и художники, чем официальная тогдашняя наука, принялись за анализ и сопоставление, и тогда вдруг выяснилось, что на гравюрах с картин Уильяма Хогарта (XVII век) отображена действительность, уже описанная некогда Ювеналом. Фактическая эволюция многоэтажного жилища шла совершенно самостоятельно, отталкиваясь одновременно от трех, очень разнившихся между собой оснований. С одной стороны, это были постоялые дворы и гостиницы, история которых - если забыть о римской эпохе - восходит к средневековью с характерным для него перемещением огромных масс паломников; с другой - всевозможные общежития (школьников, студентов, рабочих, у которых при двенадцати-, а то и четырнадцатичасовом рабочем дне недоставало ни времени, ни сил добираться до далекого дома, часто расположенного в деревне поодаль). От этих двух корней ведет начало тип «дом с обслуживанием», развитие которого продолжается по сей день. Третьим же исходным основанием послужил стихийный процесс перерождения изначально «семейного» большого дома в «доходный дом», поскольку все большее число помещений сдавалось жильцам при периодическом возобновлении контракта.

Если «дом с обслуживанием» (так называемый бординг-хауз в наиболее разработанной английской его модели 80-х годов прошлого века) практически всегда нуждался в тщательном профессиональном проектировании, нередко носившем поисковый характер, то это означало одно: без помощи мецената задачу решить было нельзя. И действительно, отдельные богатые «прогрессисты» или крупные филантропические общества по всей Европе финансировали такого рода эксперименты. Так, к 1885 году относится реализованный в графстве Дорсет проект архитектора Эдварда Прайора, где наряду с комнатами на одного и двух жильцов в состав сооружения вошли общие гостиные-читальни, курительные, столовые, прачечная и т. п. В России необходимого мецената не находилось, на что сетовали из десятилетия в десятилетие публицисты. В 1895 году «комиссия по изучению вопроса о дешевых квартирах», избранная так называемыми городскими попечителями Москвы, обратилась, наконец, в Московское архитектурное общество, которое, в свою очередь, создало комиссию во главе с замечательным зодчим К. М. Быковским. Уже эта комиссия выработала «предварительную программу для типа домов с дешевыми квартирами; при этом было решено объявить среди членов Общества конкурс на составление по выработанной программе эскизов домов для бедных и премией за лучшие проекты назначить жетоны»…

Единственным практическим результатом немалой работы стало, в конце концов, строительство по конкурсным проектам двух крупных кооперативных комплексов страхового общества «Россия» в Москве и Петербурге (на нашей иллюстрации) с квартирами для лиц среднего и малого дохода, но никак не для бедных в том реальном смысле слова, который имели в виду члены Московского архитектурного общества.

Совсем иначе развивалась «карьера» доходного дома. Во всем мире она проходила в две стадии: сначала - это расширение и надстройка старого частного дома, позже - строительство специально спроектированного здания, структура которого должна была обеспечить домовладельцу наивысший возможный доход с каждого квадратного метра участка, тем более что цена этой единицы площади в центральных ядрах городов росла непрерывно. Поскольку процесс повсеместно был почти одинаков, интереснее рассмотреть его на российском материале. Из бесчисленных примеров, характерных для интенсивно разраставшегося Петербурга (Москва стала расти ввысь позже, тогда как все население Киева, например, составило в середине XIX века 62,5 тысячи человек), выберем несколько особенно любопытных.

40. Ратуша. Две стадии эволюции. XIV и XV века. Росток, ГДР. Фасад

Формирование центральных рыночных площадей средневековых городов Европы заставило горожан осознать, что фасад здания принадлежит не только владельцу, но и всему городу.

На этих рисунках можно хорошо увидеть процесс, характерный и для «жилых фасадов» площадей. Пунктиром на верхней схеме показаны очертания крыш за первоначальным фасадом Ратуши, перестроенной из двух соседних домов (еще два жилых дома видны справа). Накладной фасад со ступенчатыми «щипцами» отвечает не внутренней структуре здания, а масштабу площади, на которую оно обращено, и ее символической роли.

На нижней схеме видно окончательное решение фасада - здание Ратуши «поглотило» жилые дома по соседству, объединено аркадой понизу (такие аркады обычно опоясывают всю площадь, обеспечивая покупателям и прохожим укрытие от непогоды) и украшено новым накладным фасадом. Здесь не показана промежуточная стадия, когда сплошной аркады еще не было, соседний дом оставался жилым, но все уже было прикрыто общим накладным фасадом поверху, но более скромным, с четырьмя островерхими башенками. Окончательная форма фасада отнюдь не произвольна - жители Ростока в XV веке сложили песенку о своем городе, где говорится о семи шатрах собора, семи улицах, ведущих к Рынку, семи мостах, семи колоколах, семи старых елях и… семи башенках Ратуши

Вот, скажем, квартал между улицей Герцена и Мойкой занят зданием, парадный фасад которого выходит на Невский проспект. Сейчас, после реконструкции, здесь открылись «Литературное кафе» и букинистический магазин, а полтора века назад здесь была знаменитая в Петербурге кондитерская Вольфа и

Беранже, где секундант поджидал Пушкина в роковой день дуэли. До конца XVIII века на участке этого дома стоял небольшой, окрашенный зеленой краской домик, где столь же рассеянный, сколь и ученый немец содержал модную и потому дорогую аптеку. В первые годы XIX века участок был куплен купцом Котоминым, который и построил во весь квартал четырехэтажный дом «покоем» - одно из самых первых доходных зданий. Архитектор нам, к сожалению, не известен, хотя работу его оценили сразу же, коль скоро фасад дома был помещен в альбоме «Планов, фасадов и разрезов примечательных зданий Петербурга», изданном в 1826 году. До нашего времени здание дошло с существенными, ухудшившими его переделками середины прошлого века, но во всяком случае очевидно, что доходным домом оно именовалось не напрасно - в 1823 году Котомин, дела которого пошатнулись, предлагал продать дом за полмиллиона рублей, указывая при этом, что ежегодный доход от сдачи квартир составлял 58 тысяч рублей, огромную тогда сумму.

Не следует думать, что основной доход приносили владельцу наиболее роскошные квартиры второго этажа, именовавшегося еще долго «бельэтажем». Всякий доходный дом имел сложную структуру, где комфорт и соответственно квартирная плата уменьшались и снизу вверх, и от парадного фасада вглубь. Знатные и богатые квартиросъемщики были нужны владельцу, чтобы привлечь среднесостоятельных жильцов, но почти половину дохода он получал от беднейших жильцов, населявших «зады» столь эффектного парадным своим фасадом сооружения.