Меня трясет. Очень сильно. Накал страстей между нами, как бомба замедленного действия. И

если она взорвется, то не выживет никто.

— Ты думаешь, мне легко, да? Легко рассказывать это все?

– Я не знаю!
– тоже выкрикиваю на эмоциях. Мой взгляд бегает, и даже сфокусироваться не получается.

— Я тебе, сука, душу изливаю! А ты что? Может, я снова ошибся в тебе, и ты просто шлюха, набивающая цену?

Замах. Пощечина. Рука делает это сама. Не успеваю проконтролировать. Понимаю, что натворила, только когда до боли начинает жечь ладонь.

Абрамов реагирует мгновенно. Оказывается близко, отрывает меня от пола, прижимает к стене.

Чувствую бешеное биение его сердца. И от каждого удара содрогается все мое тело.

— Отпусти!
– взмаливаюсь. Ладонями упираюсь в каменные плечи.

Потом зажмуриваюсь от своей реакции, когда ощущаю упершийся между моих разведенных ног крупный член, твердый, как кусок дерева. Меня прошибает насквозь, но не омерзением или ненавистью - желанием, вспыхнувшим, точно сухая спичка внизу моего живота.

Но я продолжаю отбиваться, пытаться выкрутиться. Но это сложно, конечно, бороться с таким.

Когда силы не равны и никогда не будут. Когда своими действиями лишь усиливаешь порочное трение.

Тимур впивается зубами мне в шею. Одной рукой массирует грудь. Я все так же пытаюсь избежать этого, извиваясь со всех сил. Но когда телодвижения не дают никаких результатов, использую последнее, что у меня осталось:

— Мне нельзя, Тимур! Мне врач запретил!

Волшебные слова действуют на мужчину мгновенно. Он отступает. Мои пальцы касаются пола, а потом я ставлю на него всю стопу.

Возбуждение превращается в болезненное потягивание.

— Я отвезу тебя в больницу, — Абрамов старается восстановить дыхание.

И я благодарна ему за этот шаг.

На предложение решаю согласиться. По крайней мере, там светло и кормят. Не то, что у меня в комнатке. Будет возможность в тишине подумать и прийти в себя. Мне нужно время, чтобы переварить информацию.

Правда, несколько часов к ряду лежу на больничной койке без единой мысли в голове. Я бы хотела сейчас сказать, что чувствую себя плохо, но это окажется абсолютной неправдой. Ведь я вообще ничего не чувствую. Только странную пустоту, распространяющуюся в груди, медленно задавливающую все остальные чувства.

Ближе к вечеру в дверь кто-то стучит. Я позволяю войти и вижу на пороге своей палаты незнакомую женщину. Пожилую, но явно ухаживающую за собой и одетую с иголочки.

— Здравствуйте, Варвара, - спокойно произносит она. Но говорит холодно. Каких-либо теплых чувств ко мне явно не питает.

— Здравствуйте, — отзываюсь, стараясь устроиться на постели поудобнее.

— Я мама Тимура, Маргарита Анатольевна. У меня к тебе предложение. Нет, скорее, просьба. И

пока очень вежливая.

— Слушаю, - с недоумением позволяю ей продолжить. Правда, надо сказать, эта Маргарита вряд ли нуждается в моем одобрении.

— Когда ты выйдешь из этой клиники, ваши дорожки с моим сыном должны разойтись. Навсегда.

Глава 65

Варвара

Хлопаю глазами, потому что не знаю, что ответить. Вот это поворот! Мне же не послышалось?!

На всякий случай переспрашиваю:

— Что, простите?
– уголок моего рта трогает усмешка, полная непонимания.

— Я сказала, что вежливо прошу тебя отстать от моего сына.

— Ясно, - поджимаю губы.

— Эта палата, - женщина обводит пальцем помещение, — максимум, на что ты можешь рассчитывать.

— Вы, наверное, забываете, но Тимур уже взрослый мальчик, и он сам в состоянии решать, с кем общаться, а с кем - нет, - напоминаю этой, как ее там, Маргарите, кажется.

— Удивительно, правда, — мать Тимура подходит к окну, будто бы и не замечая моего замечания,

– когда дешевая шлюха считает, что может забраться куда-то выше.

Злоба мгновенно рождается внутри. Да как она смеет? Эта высокомерная сука ведь ничего не знает обо мне и, похоже, совсем, не в курсе, чем живет и дышит ее собственный ребенок.

Но я не позволяю себя прыскать ядом, скопившимся на кончике моего языка, как минимум, потому что принято уважать старших, как максимум - из-за неблагоприятных последствий для нас всех.

— С чего вы взяли, что я дешевая?
– уточняю вполне серьезно.

Очевидно, любое мое оправдание и попытка доказать обратное не увенчаются успехом.