– Почему?

– Потому что часть меня, возможно, еще не перестала хотеть повернуть время вспять. Или не вполне приняла то, что я стал другим, – если я и в самом деле стал другим. Возможно, все, чего я на самом деле хочу, – это вновь обрести связь с человеком, которым когда-то был и следы которого потерял (а может, я просто отвернулся от него, переехав в другое место). Наверное, я и не жажду быть тем, кем был раньше, – мне бы только снова увидеть того человека, хотя бы на минутку, и выяснить, кем он был, когда еще не оставил жену – даже не встретил ее, – когда понятия не имел, что однажды станет отцом. Молодой человек на верхнем этаже ничего об этом не знает, и какая-то часть меня хочет ввести его в курс дела и сообщить, что я все еще жив, что я не изменился и что прямо сейчас стою перед его домом…

– …со мной, – прервала меня она. – Вероятно, мы можем подняться наверх и поздороваться с ним. Мне до смерти хочется с ним познакомиться.

Я не мог понять, переводит ли она шутку на следующий уровень или ведет себя до странности серьезно.

– Уверен, ему ничего бы не хотелось больше, чем открыть дверь и увидеть, что на лестничной площадке его ждешь ты, – сказал я.

– А ты бы меня впустил? – спросила она.

– Ты знаешь ответ!

Она подождала, рассчитывая, что я что-нибудь добавлю, может быть, поясню, что имею в виду. Но я этого не сделал.

– Так я и думала.

– А ты бы вошла? – наконец спросил я.

Она немного подумала.

– Нет, – ответила она.

– Почему нет?

– Ты больше нравишься мне взрослым.

Между нами внезапно повисло молчание.

– Знаешь ответ получше? – спросила она, сжав мою руку. Этот жест вполне мог означать, что, несмотря на все подшучивания, мы по-настоящему откровенны и доверяем друг другу.

– Я намного старше тебя, Миранда, – сказал я.

– Возраст – это только цифра, – ответила она, прежде чем я договорил свою реплику. – Заметано?

– Заметано.

Я улыбнулся. Никогда раньше я не использовал этого слова в таком значении.

– Так что, ты когда-нибудь заходил в дом или поднимался наверх?

«Меняет тему. Логично», – подумал я.

– Нет, никогда.

– Почему нет?

– Не знаю.

– Мисс Маргутта причинила тебе такую боль?

– Не думаю. Этот дом очень мало с ней связан. Но сюда приходили другие девушки.

– Они тебе нравились?

– Весьма. В особенности мне запомнился день, когда я из-за гриппа отменил все занятия. Это одно из моих самых счастливых здешних воспоминаний. Тогда моя студентка, узнав, что я заболел, принесла мне три апельсина и немного со мной посидела. В конце концов мы принялись целоваться, а потом она ушла. Немного погодя другая девушка принесла мне куриный суп, после заскочила третья и приготовила для нас троих горячий пунш, причем налила туда столько бренди, что, кажется, я был самым счастливым больным на свете. Одна из этих двух девушек потом некоторое время со мной жила.

– И все же здесь и сейчас рядом с тобой стою я. Мог ты себе такое представить?

Голос у нее был необычайно сдавленный, но я не понимал почему. Мне казалось, я вверяю ей свое прошлое, как мы делали это с самой нашей встречи в поезде. Потом я хихикнул, но мой смешок прозвучал несколько вымученно.

– Что смешного?

– Ничего смешного, просто, когда я здесь жил, ты еще даже не появилась на свет.

Никто из нас не задался вопросом, какое это имеет значение.

Миранда достала из сумки маленький фотоаппарат.

– Сейчас я попрошу вон тех людей сфотографировать нас вдвоем. Так ты будешь знать, что я существовала, а я не буду сведена до мимолетного воспоминания, как та девушка с тремя апельсинами, чьи имя и фамилию ты сейчас, хоть убей, не вспомнишь.

Это что, безумное женское тщеславие? Она же не такая.

Миранда остановила пару американских туристов, выходивших из магазина, и, протянув блондинке фотоаппарат, попросила ее сфотографировать нас перед домом.

– Не так, – сказала она, – обними меня за талию. И дай мне другую руку, я не кусаюсь.

Она попросила девушку сделать еще одну фотографию – на всякий пожарный.

Девушка щелкнула нас несколько раз. Миранда поблагодарила ее и забрала фотоаппарат.

– Я сразу пришлю тебе фотографии, чтобы ты не забыл Миранду. Обещаешь не забыть?

Я пообещал.

– А что, Миранде это так важно?

– Ты по-прежнему не понимаешь, да? Когда ты в последний раз гулял с девушкой моего возраста, которая не слишком дурна собой и отчаянно пытается сказать тебе то, что сейчас уже должно быть совершенно очевидно?

Я подозревал, что она скажет нечто подобное, – но почему-то все равно перепугался и понадеялся, что неправильно все истолковал.

Скажи простыми словами, Миранда, или повтори.

А что, было недостаточно просто?

Тогда повтори.

Мы говорили так туманно, что вообще-то не должны были понять ни сами себя, ни собеседника, и все же каждый мгновенно ухватил намек другого, причем именно потому, что он не был озвучен.