— Поздравлять меня пока рановато, — Мэйнфорд упал на диван, и тот заскрипел, покачнулся.

Мебель досталась ему с квартирой, и когда-то Мэйнфорд всерьез раздумывал над тем, чтобы ее сменить, да и вообще ремонт устроить, но как-то очень быстро стало не до ремонта.

Стены есть. Крыша не протекает. Мебель пока стоит, то и ладно.

— Что ты думаешь делать?

— В каком смысле? — он вытянул ноги, откинулся, насколько позволяла продавленная спинка. Поза эта наверняка бесила матушку полным отсутствием изящества. — Торт… девочки… пиво. Можно без торта. И без пива. Виски тоже сойдет.

— Мэйнфорд, — вот теперь раздражение, скользнувшее в голосе, было вполне себе искренним. — Ты ведь прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

О деньгах.

О проклятых деньгах, которые перейдут в полное распоряжение Мэйнфорда.

О замке.

И замковых подвалах, куда матушка до сих пор не добралась, но надежды не потеряла.

О фонде семейном. Акциях. Основном капитале, с которого кормится десяток разнообразных банков, капитал этот год от года приумножая.

О Гаррете, полагающем, что имеет куда больше прав на эти деньги. И пусть братец давно перестал плеваться ядом — с той поры, как сообразил, что и от безумца-Мэйни может быть польза — но вряд ли желания его так уж переменились.

— Завещание моего отца было… несколько неожиданным.

— Неужели?

Матушка пропустила высказывание мимо ушей, она вообще обладала на редкость избирательным слухом.

— Он не имел права так поступать с нами.

— С точки зрения юриспруденции имел, — возразил Мэйнфорд.

— Но не с точки зрения морали.

— Мама, тебе ли вспоминать о морали.

— Почему нет? Мэйни, ты снова меня в чем-то подозреваешь? — маска оскорбленной невинности, слегка сдобренной печалью, была одной из ее любимых. Наверное, потому и удавалась лучше прочих. — Мэйни… мы все беспокоимся о тебе. Твоя работа… я никогда не понимала, зачем тебе это надо?

Мэйнфорд и сам поначалу не очень понимал.

Просто надо было чем-то заняться, чтобы заткнуть голоса, которые вдруг очнулись после стольких лет тишины. Да и пустота времени его убивала.

— Ты изматываешь себя, доводишь до предела… ты ведь прекрасно понимаешь, что твой предел ближе, нежели у других. И продолжаешь испытывать терпение Богов. Не спишь сутками. Питаешься какой-то дрянью. И твой масеуалле травит тебя… ты хотя бы проверял, что он тебе дает? Нет? Конечно, ему ты веришь… тебе проще подозревать во всех грехах родную мать, чем приблудыша…

Она всхлипнула и платочек прижала к щеке, потом, правда, вспомнила, что не так давно этим платочком пыль вытирала и от щеки убрала.

— Что еще? — сухо поинтересовался Мэйнфорд.

— Ты можешь погибнуть. В тебя стреляли… тебя пытались отравить… а та бомба? Мы так переживали!

Конечно, переживали. Еще бы. Мэйнфорд три дня был на той самой грани, с которой многие не возвращаются. И если бы все-таки ему повезло перешагнуть ее окончательно, семейные активы, столь желанные Гаррету, перешли бы под управление цвергов.

Это было бы неприятно.

— И что мне следует сделать?

Матушка совершенно точно знала, что принято делать в подобных случаях.

— Написать завещание. Нет, Мэйни, не возражай! Если вдруг с тобой все-таки случится несчастье… я консультировалась с несколькими… специалистами… так вот, в случае отсутствия твоего волеизъявления, могут возникнуть некоторые проблемы… конечно, наследственное право на нашей стороне, но ты понимаешь, сколько там всяких нюансов. А цверги вряд ли захотят расставаться с деньгами. Тем более, что мой отец выразился несколько… резковато.

— Я не собираюсь умирать.

— Конечно, дорогой. Никто не собирается умирать, но… ты ведь не поставишь семью в неловкое положение…

— Не поставлю.

Если завещание — это все, что ей нужно, Мэйнфорд отделается малой кровью. Тем более, что и вправду стоило бы заняться семейными делами.

— Замечательно. В таком случае ты, надеюсь, сделаешь все, чтобы документ не признали недействительным?

— По причине?

— Скажем… твоего душевного нездоровья. Мэйни, — матушка вскинула руки, — успокойся. Я вовсе не считаю тебя сумасшедшим! Но речь идет о деньгах! Об огромных деньгах. И цверги… ты ведь прекрасно знаешь, на что способны эти нелюди ради золота! Мой бедный отец в своей беспричинной ненависти к Гаррету выпустил демонов из Бездны…

— Погоди, — Мэйнфорд без сожаления прервал матушкин словесный поток. — То есть, ты полагаешь, что цверги…

— Если у кого-то возникнут хотя бы малейшие сомнения… повод для малейших сомнений в твоей адекватности, завещание опротестуют.

Безумный разговор. Впрочем, у них с матушкой разные представления о безумии.

— Мама…

— Нет, Мэйни, послушай… хотя бы раз послушай, что я говорю. От тебя всего-то требуется показаться целителю. У меня есть на примете очень хорошие специалисты.