— Он привез тебя, а сейчас, наверное, у Хасана или у мальчишек, чинит крыши, — слегка пожав плечами, ответила она.

— Ты такая была красавица, — она мягко коснулась моей щеки своей пухлой ладонью. — Все о тебе только и говорят.

Я закусила губу, заливаясь краской.

— Ну и что ты раскраснелась, как спелый томат на солнце, — больно ущипнула за щеку. — Познала уже мэрна? Хорош?! — не унималась она, засыпая меня своими вопросами. — И как там во дворце? — сгорая от любопытства, продолжала она спрашивать, сверкая глазами. — Говорят, что там всё из золота и так блестит, что режет глаза… — с придыханием говорила Фива, вытянув ноги вперед, рассматривая свои сандалии из светлой кожи.

Я быстро поднялась с постели, мыча только одно: что всё там именно так, как и говорят…

— Так ты не спала с ним?! — прищурив свои серые глаза, догадалась светловолосая женщина. — Ох, девочка, прости старую плутовку. Ты влюбилась, не иначе, — Фива поднялась со своего места, положив руки на бока, тревожно вглядываясь в мое лицо.

— В чем дело?! — стала протирать лицо полотенцем. Холодная вода из кувшина уняла жар лица.

— Он мэрн…

Я отвернулась. Чего я точно не хотела, так это обсуждать с ней то, кто я, и что мне не место с таким, как он…

— Эй… — она, как заботливая мать, осторожно перекинула мои длинные черные волосы с одного плеча на другое, поворачивая к себе.

С ресниц скатилась слеза. Она молча меня обняла, гладя по моей спине ладонью. От нее пахло сочными травами и жареной дичью. Я уткнулась ей в плечо:

— Я не знаю, что со мной происходит, Фи, когда я его вижу, он становится для меня целым миром, я перестаю дышать от одного его взгляда. Тянусь к нему, как лучик солнца к лазурной глади. Как цветок к свету. Я его чувствую… — запнулась, не зная, как ей это объяснить. — Я так думаю, что чувствую его, — отодвинулась, чтобы посмотреть ей в глаза и найти понимание в них…

Она только нахмурилась, недовольно качая головой.

— Ты ему не пара… Не доверяй там никому, Амара, особенно его жене! Ты на ее территории, — она долго всматривалась в мое лицо, а потом отвернулась, смахнув рукой мокрую дорожку от слез на ее румяной щеке. — Так, ладно, еда себя сама не разнесет, а монеты просто так в карман не прыгнут, захочешь помочь, приходи, быстро отвлечешься и меньше будешь думать о своем мэрне, — усмехнулась она, направляясь к двери. — Мне пора, и так просидела с тобой полутра. Хворь снова вернулась, — серьезно сказала она, обернувшись ко мне, застыв в открытой двери.

Это странная болезнь расползалась по нашей земле очень медленно, забирая с собой только маленьких детей-эрнов. С первыми признаками хвори детей сразу размещали в тесных бараках с такими же больными, как они. Болезнь будто сжирала их заживо изнутри, заставляя мучиться в предсмертной агонии. Эрны не могли ничего сделать, только предать их истинному огню. Быстро, без боли прекращая мучения. Взглянула на застывшую женщину в дверях.

— Я не пойду туда, Фива, не переживай.

После сжигания их тел до площади доносилась ужасная вонь, а чёрный дым клубами поднимался к небу. Я никогда не доходила до этих бараков, но слышала, что в них творилось. Однажды всё же мне пришлось увидеть часть того ужаса, что был скрыт от наших глаз. Воины везли на тележке измученных болезнью плачущих детей к очередному бараку, где их боль закончится в одночасье.

После увиденного я не могла есть, спать, работать. Они мне снились. Детские крики. Плач. Мольбы. Если бы не брат и Фива, возможно, я бы долго не могла прийти в себя. Я не могла смириться с такой жестокостью к детям. Обняла себя руками, от ужасного воспоминания будто холодный ветер обжигал кожу своим дыханием. Фива кивнула мне головой и закрыла дверь, а я опустилась на кровать, закрывая ладонями лицо.

Шум базара успокаивал, а привычный запах этих мест уравновешивал. Желтый песок, переходящий в красный, а затем в серую пыль, был мне роднее, чем неестественная красота города Солнца.

— Солнце светит высоко… — гнусавый голос раздался сбоку.

— Трэпт тебя дери! — ругнулась я, как пропитый пьянчуга с окраины, подбросив фрукт в воздух от неожиданности.

Торговец хохотнул, а потом грозно посмотрел на мужчину. Досталось от него и мне:

— Как непристойно ругаться столь молодой особе.

Вздернула бровь, поворачиваясь к тому, кто выставил меня в дурном свете.

Грузный мужчина с заросшей рыжей щетиной подпирал плечом деревянный столб холщового навеса, открыто улыбаясь мне. Раскосые светлые глаза, как чистое небо поутру, внимательно наблюдали за мной.

— Здравствуй, Лабди. Как жена и сын? — поинтересовалась я, поправляя свое длинное светло-зеленое платье, что зацепилось за торчащую деревяшку старой лавки.

— Не хворают, сыты и одеты, — проголосил он, шумно звеня металлическими кольцами, вдетыми в длинные рыжие косички.

— Жене передай, пусть зайдет в мастерскую, я ей сделала накидку пару недель назад. И тебе, — подмигнула громиле, натягивая на голову свой белый атласный платок, что соскользнул на плечи. Непослушные черные пряди волос, обвили золотые браслеты на моем запястье, и звонко ударялись друг о друга, затягивая волосы сильнее. Огромная мужская рука потянулась к моему лицу, помогая мне быстрее их распутать.