—Какую еще правду?! — гневно проговорила Нильмера.

—О том, что Велизарий, если и любил тебя… то не так сильно, как ты себе возомнила…

У Нильмеры, екнуло сердце, услышав это имя, но она взяла себя в руки и проговорила:

—Мне плевать на Велизария.

—Неужто? — ехидно вопросила Ива. — А что если ты убила его… неправедно… Понятно, что Велизария захватило безумие… но оно не пришло к нему само по себе.

—Что ты имеешь ввиду? — насторожилось Нильмера.

Ива посмотрела на гостью злобно и сказала:

—Раз уж Вытарашки, не помогли мне получить от Велизария, настоящей любви… одни только оскорбления… Я и заколдовала его с помощью тех же Вытарашек… Довела его любовь к тебе… до настоящего безумия.

—Где мой сын?! — заорала Нильмера.

—А ты знаешь где мой отец?! — крикнула в отместку Ива.

—Причем здесь твой проклятый отец?!

—Проклятый… — на глазах Ивы появились слезы. — Не твоим ли отцом он был проклят? Тихомир с Волком были братьями… Твой отец предал моего…

—Где мой сын?!

Ива на мгновение превратилась в Снежану, используя темное колдовство…

—Догадайся?

—Ах, ты тварь! — закричала Нильмера и бросилась на новую княжну окинцев, но ее остановила прислужница, схватившая гостью за волосы и поставившая ее на колени.

—Твой сын скоро выйдет, — ухмыльнувшись проговорила Ива, которая уже вытерла с глаз все слезы, по своему отцу.

В дверях вдруг появился юноша, лет четырнадцати. Мать узнала, своего Сенежу и бросилась к нему. Нильмера попыталась обнять сына, но тот ее оттолкнул со словами:

—Ты мне не мать!

—Что? Сенежа… Что ты сделала с ним тварь?!

—Ива рассказала мне про твою паскудную семейку… — обидчиво проговорил Сенежа.— Я не хочу иметь с вами ничего общего!

—Она тебе врала… — заплакала Нильмера.

—Не хочу слушать! — закричал Сенежа на свою мать. — Убирайся отсюда тварь! Пока тебя не выволокли за волосы!

Нильмера, со слезами на глазах, посмотрела сначала на подросшего Сенежу, а затем на улыбающуюся Иву... Нильмера в прострации поднялась с холодного пола главного зала княжеских хором и медленно побрела к двери. Она оглядывалась на своего сына, но в его лице не чувствовалось даже намека, на желание поговорить со своей матерью…

Эрнак сидел за столом один. Только молодой прислужник, то и дело появлялся из-за двери, чтобы наполнить золотой кубок колдуна. Стол был заставлен разнообразной снедью: черной икрой; олениной; и даже медвежатиной. Эрнак отъел по половине от каждого блюда, а затем встал насытившийся и побрел в комнату к своей молодой жене.

Он отворил дверь и насторожился. На столе лежала книга в темном переплете. Он подошел и взглянул на страницу. Глаза Эрнака округлились и он прочитал вслух:

Книга самых темных и запретных заклятий.

Как отравить сильного колдуна, что подмешивать ему в еду…

Сколько времени это может занять (годы)… Как правильно готовить заклинания…

Эрнак схватился за живот и упал на колени, мучительная боль прошла по всему его телу.

— Старый дурачок, — проговорил посмеиваясь Вытарашка, вдруг прямо из воздуха появившийся над столом. — Думал молодуха, просто так тебя захомутала? Наша Ива не проста…

— Я должен был… — из последних сил проговорил Эрнак. — Я должен был понять, что она чернокнижница.

Эрнак распастался на полу, пытаясь унять боль, но ничего не выходило.

Вытарашка повторял:

— Заговор, не заговор, приговором заговорен. Приговор-то, приговор, заговором подневолен. Приговором старикашку, Ива в миг заговорила, и помог ей Вытарашка, пусть богов и прогневила…

Она шла по дремучему лесу одна и очень беспокоилась. Ее не пугал волчий вой, рык медведей и тем более какие-нибудь разбойники. Она волновалась, только о том, чтобы за ней никто не проследил. Когда показался чернеющий бор, она наконец-то облегченно вздохнула.

Вдруг из-за деревьев показался зверь.

— Отец, я отомстила, всем твоим недругам! — взволнованно сказала Ива.

— Зачем? — потусторонним голосом полу-рыча произнес Волколак. — Зачем ты не спасла Велизария?

— Затем! — недовольно воскликнула Ива на зверя. Она заплакала. — Затем, что он опозорил меня перед всем племенем! В ту ночь! В ту праздничную ночь!

— Я разочарован, — сказал Волколак и уходя обратно в лес, добавил: — Тебе еще многому предстоит научиться, дочь моя.