– А если не изменял? – стоит на своем.

Как бы я хотела верить в этот самообман. Как бы хотела не видеть ничего.

– Ты опять за свое?

– Ну а что? Я не видела мальчика, вот и думаю, что не мог.

– А я видела. И видимо, приехал сказать результаты.

– Вот и послушай.

– Мам?

– М?

– Я и не мыслю о том, что мы расстанемся, больно… Но и простить не смогу.

– Нина, – строго шепчет, – просто ступай к мужу и поговори.

– Хорошо… Ты права, – киваю и, убрав пакет, смотрю в зеркало на себя, убеждаясь, что не выгляжу зареванной.

Слава неохотно расстается с дочерью, что у меня самой вызывает почти припадок и протест. Помогает мне надеть пальто и когда мы выходим на улицу, смотрит не зная, что делать дальше.

– Хочешь куда-нибудь поехать?

– Не знаю, Слав. Можем и за домом посидеть в беседке, учитывая тему нашего разговора.

– Хорошо, – сразу соглашается, – давай там.

Киваю и разворачиваюсь в нужную сторону.

– Как дела?

– Вопрос с подвохом, Нина.

– Разве?

– Я на грани. Теряю семью, все что было дорого мне… У меня дела хуже некуда.

Слова оседают на моем сердце толстым слоем льда. Мы оба теряем… И одинаково больно. А еще есть наша девочка и все становится в разы хуже, когда я думаю о ней.

Войдя в беседку, я сажусь на лавочку, Слава же остается на ногах.

– Говорить тут о том, что сейчас нас разрушает, как-то даже кощунственно, да? – задает весьма странный вопрос.

– Почему?

– Здесь, многое в нашей жизни брало свое начало. Поцелуи, предложение…

Моих губ касается мимолетная улыбка. Это правда.

Мои родители всю свою жизнь жили в этом доме и в этой беседке Слава такой целовал меня, пока мама и папа не видели, хотя они смотрели на нас из окна кухни, как потом признались. И предложение выйти за него, он делал здесь же…

– Я все испортил, Нина. И хуже будет только то, что я потеряю вас с Машей окончательно.

– Он твой, да? Хотя… глупый вопрос.

– Мой.

«Мой». Три буквы и так много боли в них. Целый ад в кубе.

Значит, точно изменил. Точно предал… И эти десять лет сжались до одного дня. Вот у чего нет срока годности. У лжи его нет.

– И ты все еще не помнишь? Не помнишь, как спал с другой женщиной?

– Нина, – его голос прерывается, и я поднимаю глаза на него.

Он проговорил мое имя таким голосом дрожащим, что у меня все внутренности перевернулись.

Что я сейчас услышу? Историю измен в долгие десять лет? Связь с другой, которую он тоже любил? Что?

Что таит эта измена десятилетней давности?

– Вспомнил, значит?

– Я такого натворил, милая… Я…

В секунду мои эмоции меняются на страх. Непонимание и ужас…

Он больше не смотрит на меня. Даже отвернулся.

Встаю на дрожащие ноги и тянусь к его локтю.

– Слава?

– Я бы ни за что… Я бы не стал…

– Что случилось?

– Что… что ты сделал?

– Я взял ее силой, Нина. Я взял силой ее…

И как только эти слова укореняются голове, меня скручивает и рвет под ноги.

Слава подлетает ко мне, но я тут же выставляю руку. Я не могу сейчас воспринимать его рядом спокойно.

– Нет… – говорить не могу, потому что снова ощущаю спазм в желудке и отворачиваюсь.

Он все же подходит и держит мои упавшие наперед волосы, гладит по спине. Затем, когда я выпрямляюсь, делаю глоток воздуха, идет в дом и выходит обратно с бутылкой воды.

Онемевшая, обескураженная я сижу и смотрю на мужа. Он выглядит виноватым, испуганным, странным…

А я слышу цикличное в своей голове «силой – силой – силой…»

Какова вероятность того, что я неправильно поняла его слова? Мне хватило бы одного процента. Сотой доли этого жалкого процента. Но его лицо…

– Нина?

Какой-то безжизненный голос… Будто не со мной говорит… Не тот мужчина, что пару минут назад целовал дочь и улыбался ей. Не тот, что просыпался со мной утром неделю назад. Не он… Не мой любимый…

– Ты сказал… – заставляю себя говорить, потому что молчание превращается в еще большую пытку. – Сказал, что не помнишь…

– Да, я не…

– Ты… ты… надругался над… Боже, – у меня не хватает сил произнести все что я хочу. Потому что произносить – значит утверждать, а я не могу.

Я не хочу этого делать.