Шрифт:
Докормив Машу, я вручаю ей бутылочку и решаю подняться за телефоном, но стоило пройти к лестнице, как входная дверь открывается и входит мой муж.
– Нина, – он вздыхает и будто пытается отдышаться, уперевшись руками в колени.
– В чем дело? – подхожу к нему и закрываю дверь, чтобы холод не просачивался внутрь дома. – Ты бежал?
– Да, – отвечает прерывисто. – Там что-то чинят на углу Чапаева и разрыли дорогу, я оставил машину, не желая объезжать три квартала, чтобы узнать, почему ты мне не отвечаешь.
– Телефон наверху, – отвечаю со смешком, смотря на него.
– Прости, я запаниковал, – он выпрямляется и касается кончиками пальцев щеки, очевидно, той самой ямочки, что появляется, когда я улыбаюсь. – Ты звонила мне вчера, а я не мог ответить. У меня был выезд на производство. Там сломалось одно оборудование, и мы провели десять часов, выжидая заказ и меняя там все. А связь в пригороде сама знаешь не очень.
– Все в порядке, – из кухни доносится голос мамы и Антона, и я вспоминаю. – Нам нужно поговорить.
– У вас гости? – он снимает куртку и, прежде чем повесить видит куртку Антона. – Затем опускает голову вниз и рассматривает обувь.
– Слав…
– У вас… – он не договаривает и не вешает куртку, только обувь скидывает и идет вперед.
Затем останавливается на пороге в кухню и сталкивается взглядом со своим сыном.
Я прижимаю руку к губам не в силах сдержать эмоции, я их даже понять не могу. Мама тоже больше не улыбается. Она просто смотрит то на Славу, то на его сына.
Мама замечает своего отца и пищит, тянет ручки.
И все происходит в замедленном действии, в таком же замедленном режиме, кажется, разбивается сердце.
Он вытаскивает Машу из ее стульчика и целует в щеку, прижимая дочь к груди. А Антон просто смотрит на них.
Его глаза пустые или грустные, я не знаю… Я даже не понимаю, почему меня это так сильно задевает. Я запуталась и не могу найти выход в этом лабиринте эмоций.
– Привет, – говорит он Антону и тот будто оживает.
– Здравствуйте.
– Как… дела?
– Все хорошо.
Слава кивает ему и оборачивается в мою сторону.
Он вглядывается в мои глаза и что-то ищет в них.
– Мам, возьми, пожалуйста Машу, мы сейчас придем.
– Конечно.
Она берет на руки свою внучку, а я беру за руку Славу и увожу, потому что он не может, видимо, пошевелиться.
Мы поднимаемся в мою комнату, и я закрываю за нами дверь.
Он останавливается на пороге, а я отхожу в сторону и замираю.
– Нина? – чуть слышно зовет.
– Я не могла поступить иначе. Прости, пожалуйста, – отвечаю ему, и мои глаза становятся влажными, как и щеки.
Слава
Я даже не сразу понял, что она плачет. Был, конечно, в шоке и хотел услышать объяснений… Да черт возьми, я ничего не понимал…
Но услышав, как она шмыгает носом, я понял, что это не простуда.
Поэтому быстро подошел и обнял за плечи.
– В чем дело?
– Я поехала к Варваре.
– Что? Зачем?
Не совсем то, что я ожидал услышать.
– Я думала о нашем разговоре. О том, что ты не хочешь общаться со своим сыном и не могла смириться. Прости, – я разворачиваю ее и смотрю в покрасневшие глаза.
Ну что за женщина?
Стираю набежавшие слезы и целую по мокрым дорожкам, стараясь стереть эту соль.
– Я просто… хотела сказать Варе, что если вдруг ты… вдруг решишь приехать и поговорить с ним…
Она начинает всхлипывать, и я не могу больше этого выносить. Я касаюсь ее губ своими и просто целую.
Я так давно ее целовал. Так давно мечтал снова это сделать. И вот не выдержал. Пытался дождаться ее разрешения, ее прощения… Но сейчас, это кажется самым нужным и важным.
Нина хватается за мои плечи и на мгновение мне кажется, что оттолкнет. Но она приоткрывает губы и позволяет.
Целует меня, откликается.
Большего не нужно. И никогда не будет нужно.
Только она!
И если я думал, что это в какой-то степени заставит ее остановить слезы, то глубоко ошибался.
Потому что, когда мы остановились и оторвались друг от друга, она по-прежнему плакала.
– Я люблю тебя, Нина… Больше всего на свете.
– Я скучала по тебе, – признается и обнимает меня слишком крепко, показывая, как сильно она скучала, жаль, я не могу так же показать. Потому что дышать перестанет, как только сомкну свои руки вокруг ее тела.