— Они прекрасны, — сказал он, кивая на журавлей.

— Да, наверно, — сказала Эя.

— Ванджит? Остальные?

— В их комнатах, — сказала Эя со следом удовлетворения в голосе. — Три комнаты, все изолированные. Еда сегодня вечером и завтра утром, перед тем, как уедем. Одна серебряная полоска и две медные.

— Ты могла бы заставить их принять обычную цену, — сказал Маати.

— Гордость не разрешает торговаться, — ответила Эя. Она шагнула вперед и встала на колени. — Есть кое-что. Если ты не устал.

— Я — старый человек. Я всегда усталый.

В ее глазах было какое-то возражение, но она его не высказала. Вместо этого она расстегнула сумку, покопалась там и вытащила лист бумаги. Знакомый текст, часть пленения Эи, но структура была совершенно другой. Неуклюжей.

— Это не совершенно, — сказала Эя. — Но я подумала, что мы могли бы это обсудить. Я показала это Большой Кае, и та высказала пара идей, как согласовать текст с грамматикой.

Маати поднял руку, ладонью вперед, останавливая поток слов. Журавли загоготали, их грубые голоса летели по воде быстрее стрелы. Он прочитал каждую фразу, одновременно обдумывая логику.

— Я не понимаю, — сказал он. — Это была самая совершенная часть пленения. Почему ты изменяешь…

И потом он увидел цель. Каждое изменение, которая она сделала, расширяла понятие раны. Вреда. Повреждения. В углу страницы она поиграла с определениями крови. Он сложил лист и сунул его в рукав.

— Нет, — сказал он.

— Мне кажется, мы можем…

— Нет, — опять сказал Маати. — Мы и так делаем нечто весьма трудное. Вполне достаточно сделать пленение подходящим к тому, что сделала Неплодная. Если ты попытаешься сделать его подходящим ко всему этому, ты захватишь больше, чем сможешь удержать.

Эя вздохнула и посмотрела поверх воды. Ветер вырвал из прически локон, черные волосы заплясали на щеке. Судя по выражению ее лица, она предвидела, что он скажет. И больше того, согласилась. Он положил руку ей на плечо. Какое-то время они молчали.

— Как только доберемся до реки, мы будем двигаться быстрее, — сказала Эя. — С этими гальтскими колесными судами мы окажемся в Утани раньше, чем придут самые худшие холода. — Слева от них из воды выскочила рыба и шлепнулась обратно. — Как только я найду место с настоящими лекарями, я попробую пленить.

Маати сделал глубокий вздох и медленно дал воздуху выйти. В животе зародился тошнотворный ужас.

— Ты уверена? — спросил он.

Эя приняла позу, которая подтверждала ее решимость и упрекала его. Он ответил мягким вызовом, и она заговорила:

— Ты сидишь здесь и витаешь в облаках, отказываясь дать мне попытаться улучшить твое сердце, а потом начинаешь дрожать как старуха, хотя рискую только я.

— «Дрожать как старуха?» — сказал Маати. — Мне кажется, мы знаем разных старух. И, конечно, я боюсь за тебя, Эя-кя. Как я могу не бояться? Ты для меня как дочка. Всегда была.

— Я могу добиться успеха, — сказала она. Спустя мгновение она встала, поцеловала его в волосы и ушла, оставив наедине с миром. Маати поглубже завернулся в плащ, решив смотреть на птиц до тех пор, пока не упокоится. Спустя пол-ладони он вошел в постоялый двор, бормоча себе под нос.

На ужин подали суп из красной чечевицы, рис и сладкие горячие перцы, от которых на глазах у Маати выступили слезы. Он дал еще одну медную полоску, и ему принесли вторую порцию. Общие залы, с их низкими потолками и запятнанными сажей стенами, служили чайной для всех окрестных предместий. К тому времени, когда он закончил есть, начали появляться местные мужчины и женщины. Никто из них не обращал внимания на путешественников, что идеально подходило Маати.

В менее интересные времена за столом говорили бы о погоде, урожае и налогах, а также о пустяковых обидах и маленьких драмах, в которые люди вовлекают себя во всех местах и временах. Но сейчас они говорили об императоре, чей маленький караван ехал в Патай, Лати или в какой-то неизвестный город в Западных землях. Теперь, когда гальты уничтожены, он собирается заключить новое соглашение о женщинах, или получить нового поэта и с триумфом вернуться обратно. Он все это время прятал нового поэта или сам стал им. Никто даже близко не приблизился к правде. Маленькая Кае, слушавшая разговор двух местных, весь вечер с трудом удерживалась от смеха.

Когда последние лучи солнца растаяли, пара людей постарше взяла барабаны, столы около очага оттащили в сторону, расчищая место для танцоров. Маати уже собрался уходить, когда рядом с ним появилась Ванджит.

— Маати-кво, — прошептала она, ее рука обняла его, — я говорила с Эей-кя. Я знаю, что с моей стороны неправильно вмешиваться, но, пожалуйста, пожалуйста, может быть вы передумаете?

Более старший из двух людей выбил из барабана низкую дрожащую трель. Второй барабанщик закрыл глаза и качнул головой одновременно с первым. Маати подозревал, что они оба пьяны.