Ее глаза пылали праведным гневом. Щеки еще пуще раскраснелись, пара черных прядок выбилась из туго сплетенных кос и прилипла к влажному лбу. От злости у княгини даже выступила испарина.

— Мстислейв конунг признал своего бастрюка? — младшая сестра Фриды отложила веретено на лавку.

Она звала ладожского князя на северный, родной манер. Она покачала головой и провела ладонями по темной поневе у себя на коленях. Платье она носила совсем простое, не чета княгининому! Волосы заплетала в длинную косу и не покрывала платком. Не знавала она никогда мужа, не была просватана. Такой была незавидная участь девки-чернавки.

— Коли б признал! Пес с ним! Он в терем его привел. Сыном назвал! Жить он тут теперь будет.

Она хлопнула двумя ладонями по столу и согнулась над ним, упираясь в ни в чем неповинное дерево изо всех сил. Спина ее надломилась, и Мальфрида низко опустила голову. Ах, если бы не покинул княжий терем их брат! Если бы не отправил его Мстислав на полюдье… Было бы кому заступиться за нее, кому успокоить.

Младшая сестра молчала, и это злило Фриду во стократ сильнее. Оттолкнувшись от стола, она резко крутанулась к сестре. Сопливый ребенок, норовивший спрятаться за первую попавшуюся юбку, так и стоял перед глазами.

— Что же ты молчишь?! — спросила она с горечью.

— Мне нечего тебе сказать, — сестра против воли поднесла руку к груди и прикоснулась к вышивке на рубахе в том самом месте, где, прилегая к голому телу, прятался за плотной тканью их родовой торквес.

— Коли б у меня был сын, и духа этого бастрюка на княжьем подворье не было, — тихо и твердо произнесла Мальфрида, разом успокоившись.

Ее младшая сестра сделала вид, что не слышит. Отвела в сторону взгляд, посмотрела на медвежью шкуру, что лежала у соседней стены перед лавками.

— Он прогонит меня, — отчаянно прошептала Фрида. — Прогонит всех нас.

— Доселе не прогнал же, — равнодушно отозвалась ее сестра.

Она промолчала, не добавив, что князь не прогнал водимую жену, когда одна за одной стали помирать в тереме пригожие девки. Когда скинула ребенка та, что долгими зимними ночами грела ему постель. И та, с которой он как-то миловался на конюшне. Не прогнал, когда Мальфрида так и не понесла за десять прошедших зим. Слово младшей сестры — крепко, и человеку не под силу разрубить заговоренное на торквесе.

— Ты и носа не кажешь на улицу! — фыркнула княгиня, поднося к лицу унизанные перстнями да браслетами руки. — Откуда тебе знать, что творится у моего мужа в гридницах!

Ее младшая сестра сощурилась, отчего ее светлые глаза стали взаправду похожи на льдинки. Она вновь промолчала, потому что они обе ведали, что Мстислейв конунг не сможет отказаться от своей княгини. Пусть даже дюжина дюжин его бояр да дружинников будет нашептывать ему о таком в светлых, просторных гридницах. Он от нее никуда не уйдет вовеки веков.

— Я должна родить ему сына, — сухими, искусанными губами шепнула княгиня и закрыла ладонями лицо.

Она сгорбилась, сидя на лавке, принялась тихонько покачиваться из стороны в сторону. Уж сколько раз она пыталась… По всему выходило, что княгиня — пустоцвет. И хоть и был к ней князь крепко-накрепко привязан торквесом, это не помешало ему признать и привести в терем своего бастрюка.

— Я убью его, — сказала Мальфрида, отведя от лица руки.

«Как и всех прочих» — непроизнесенным повисло между ними в воздухе.

На переносице меж густых, соболиных бровей Мальфриды залегли глубокие складки. Под серыми глазами такие же серые, глубокие круги. Ее младшая сестра и раньше замечала, но нынче особенно ярко стало видно, как заострилось лицо княгини. Каким иссушенным оно стало, как резко выделились скулы, как исчезла приятная мягкость да округлость.

Темное, северное колдовство стоило немало. Младшая сестра знала, что никогда не станет матерью, не прижмет к груди своего ребенка. Фрида же вытравила свое естество сама. Когда впервые задумала избавиться от чужой жизни.

— Нет, — младшая сестра вскинула холодный взгляд. — Довольно. Больше нет.

— О чем ты? — Мальфрида посмотрела на нее, словно не поняла услышанное. — Что ты говоришь?

— Что я больше не буду тебе помогать.

Младшая сестра выдержала тяжелый взгляд княгини, вскинув голову. Она сжала губы в тонкую полоску и скрестила на груди руки в защитном жесте. Где-то под верхней рубахой у самого сердца приятно касался кожи нагретый теплом тела торквес. Она чувствовала его, словно он был ее частью.