– Если враг приходит убивать и грабить, то это не Божье наказание, а воля врага. Ибо Господь творит только добро!

– Гляди-ка!
– воскликнул Бабиджа и поудобней уселся на подушках.
– Что же это выходит, - он немного нахмурился, - я тоже грабитель? А ты знаешь, что я спас тебя от петли?

– Я благодарен господину за это, - Михаил прижал ладонь к груди и, сидя, низко поклонился.

– Русь - улус хана. Да продлятся его годы! Хан карает своих подданных как ему вздумается. Мы все его слуги.

– Если это так, зачем же хан разоряет свой улус?

– Как ты смеешь, раб, судить о делах господина своего! Да тебе язык за это следует вырвать!
– наклонившись немного вперед, сказал Бабиджа с раздражением.
– У хана нет более непокорного улуса, чем Русь. Наказывать неверных за непокорство есть благодеяние! Не совершайте злых дел! Сколько баскаков сложило на Руси свои головы? Даже Чол-хана и того не пожалели!

– Баскаков погубила жадность. Своими поборами они озлили мужика, заставили его взяться за топор.

– Вот за это вас и карает Аллах!
– тонкий палец с длинным ногтем указал на Михаила.

– Если волк нападает на овчарню, разве грех отбивать у него своих овец?

Бабиджа недовольно засопел.

– То волк! Каждый хозяин волен поступать с ним как хочет.

– Баскаки хуже волков. Поэтому хан и дозволил собирать дань самим князьям.

– Князья обманывают хана, - проговорил Бабиджа сердито, - присваивают себе часть его дани и богатеют. Возьми хотя бы московского. Уж, поди, как богат стал. Вместо воинов выкуп дал! Нет, избаловал вас хан! Ох как избаловал!

– Ежели бы князи...
– начал Михаил, смотря на бека, но не договорил, смолк, не желая высказывать свою мысль.

Бабиджа насторожился.

– Что, что ты хотел сказать о князьях?

– Да ничего, - уклончиво ответил Михаил, потом, помолчав немного, все же добавил с горечью: - Князи грызутся из-за земель и податей.

– Вот и хорошо, что грызутся. Смирнее будут. На то они и князи, чтобы свою корысть ставить выше других. О рабах им, что ли, заботиться прикажешь?

– В том-то и беда!

Бабиджа укоризненно покачал головой, ибо прекрасно понял, что под "бедой" подразумевал этот хитроумный раб Озноби.

– Ты дерзок, коль судишь о делах князей своих. Но ты ещё более дерзок, коль считаешь их причиной зла и причиной своего несчастья. За это тебя убить мало!

Сказав это, Бабиджа-бек глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он зашептал молитву, пытаясь успокоиться, потому что давно положил себе за правило сдерживать свои чувства. Когда же это ему удалось, сказал тихим голосом:

– Но я милостив. Как я милостив и терпелив к тебе! Я сохраню твою жизнь, коль однажды даровал её тебе. Ты хотел меня видеть, раб... Что тебе надобно?

– Господин, я хотел попросить у тебя книгу.

Бабиджа широко открыл глаза и недоуменно уставился на Озноби. То был сильно исхудавший от постоянного недоедания, измученный непосильной работой человек. В его бороде и усах появилось много седых волос - свидетельство глубоких душевных страданий. Одет в грязное рубище, рваные порты, ступни ног его обмотаны какими-то тряпками - и он ещё просит книгу. Ну что он за человек, этот Озноби?

Бек покачал головой и заметил:

– Я думал, что ты попросишь что-нибудь иное. А ты... Да-а...
– Он вздохнул и продолжил: - Не подобает рабу держать и читать книгу. Раб должен работать. Всегда работать, даже ночью. А я вам ещё даю поблажку - ночью вы у меня спите. А что до твоей книги, то я велю её сжечь. На что она? Есть только одна-единственная книга, достойная почитаться божественной. Это книга нашего пророка. Коран! Да будет она почитаема в веках!

Бабиджа снова потер коленку и сказал:

– Мухаммед говорил, что ваша вера - заблуждение. Иса - не Бог, а пророк, как и он, Мухаммед. И это так. Аллах один, единственный и неповторимый. Нет ему равных. Верить надобно в него.

Михаил смиренно заметил:

– Я верую в Христа и Святую Троицу. Я родился с этой верой и умру с ней.

– Ты упрямый, как и все урусы. Что с тебя взять? Но коль ты так предан Исе, что же он тебя не спасет от неволи?

– Это испытание, - ответил Озноби кротко.
– Спаситель испытывает мою веру в него.