Так что я должна оставаться осторожной, но непринужденной, требовательной, но сдержанной, стервозной, но невзыскательной, эмоциональной, но тихой, а прежде всего — лучшей во всех отношениях, всегда, везде и во всем. У меня есть полное, суверенное, автономное право на собственную жизнь, потому что я выбираю ее. Вот это все. Тишина, бездействие и драма — и я должна жить с этим.

И кроме того. Мне не хочется перегружать парня своим талантом быть предельно ясной и независимой, поэтому, если меня нет с ним рядом, я совершенно не жду его отчетливого признания, что наше совместное пространство для него свято, а он его соавтор и даже будет вести себя соответствующе. О силе и ценности этого пространства он даже не узнает, пока не уничтожит его, я же неизбежно должна пережить этот процесс, остаться терпеливой и переживающей, ведь я нежно люблю его, жутко, безусловно, и, твою мать, на всю жизнь.

Я люблю, когда меня любит мужчина. Я хочу просыпаться и смотреть в глаза моему избраннику-похитителю, обнимать его весь день, заботиться о нем, как о себе самой, независимо от того, насколько это больно, потому что если я могу это делать — и если мы с ним можем решить задачу по его исцелению, чего требует наш союз, — то вместе спасем весь мир.

Так что я люблю быть его милым, нежным, хрупким, маленьким цветочком, но ровно до тех пор, пока не стану сочной, шаловливой, знойной, вкусной, сладкой сиськой. Да-да, то тем, то другим. Ведь парню требуется проделать много работы, чтобы понять, что рядом с ним женщина, которая заключает в себе и то, и другое, и много чего еще, и что в отношениях с ней его ждет масса впечатлений.

Однако меня беспокоит, что, решившись окунуться в эти воды с одним мужчиной, я должна поступать так со всеми мужчинами вообще. Мир, в котором мы живем, похоже, не в состоянии справиться с моим выбором, с тем, что выбираю внимание, или даже с тем, чье внимание я выбираю. Общение мужчин и женщин становится слишком сложным и непредсказуемым для неандертальцев и мелких мещан, которые живут среди нас. И мне нужно молиться каждый день, чтобы мое сердце и тело были в безопасности, всегда и несмотря ни на что.

Дикое желание физического контакта окатило меня горячей волной. Щеки запылали. Хотя этого мало, чтобы он заметил. Я смотрю на линию его плеч, на то, как она продолжается вплоть до кончиков пальцев, точно радуга. И мне хочется, чтобы он обернул меня ими. Чтобы крепко стиснул меня. Чтобы я перестала думать и говорить.

Мне хочется прижаться лбом к его лбу и закрыть глаза. Хочется почувствовать запах его шеи и подмышек. Почувствовать их тепло и влажную пульсацию. Хочется узнать, какова его кожа в разных местах: где она мягкая, а где грубая, где шершавая, а где упругая, где у него растут волосы, пробиваются вены, мускулы или кости, где она гладкая, а где твердая. Мне очень нравится его большой палец. Хочется, чтобы он оказался у меня во рту. Большой палец автостопщика. Изогнутый и элегантный. Хочется, чтобы он бежал по мне сверху вниз и снизу вверх. Хочется прижаться животом к его животу, вдохнуть его, ощутить всю его тяжесть, а потом заснуть и проснуться.

— И что теперь?

— Не знаю.

— Мой приятель, должно быть, уже ушел.

— Вы с ним вместе живете или ты у родителей?

— Нет уж, нахрен, спасибо. Я не живу ни с ним, ни со своими родителями. Он мне нравится, но не жить же с ним. Я снимаю дом вместе вон с той парочкой. Они крутые. И у нас совершенно разные графики жизни. А ты?

— У меня есть дом. Свой. С некоторых пор я там живу сама по себе.

— Правда?

— Ага. Со Свинтусом.

— Свинтусом?

— Это мой кот. Рыжий.

— А территориально где?

— В Тураке.

— Одна — и в Тураке?

— Ну да.

— Да ладно!

— Что именно?

— Немного необычно.

— Серьезно?

— У тебя квартира?

— Нет.

— Таунхаус?

— Нет.

— Твою же мать!

— Что?

— Девушка. Одна. В доме. В Тураке.

— Девушка и кот.

— Девушка и кот, прости.

— Ну и что?

— Да то, что это самый дорогой пригород. Дороже него, не знаю, только Альберт-парк, не иначе.

— А в каком пригороде вырос ты? Погоди, дай я угадаю.

— Давай.

— Армадейл?

— Ну почти. Малверн.

Видишь. Не так уж далеко от меня.

— А как ты оказалась в Тураке?

— Вселенная помогла.

— Не иначе. А что ты делаешь на Рождество?

— То же, что и всегда.

— А что всегда? С семьей?

— Ага. Просто дома. А ты?

— Ночую у родителей. Хотя могу после обеда уехать от них, если понадобится. Не знаю. Обычно я помогаю маме готовить рождественский стол, так что… займусь этим завтра.

— А что она обычно готовит?

— Все. Мне всегда хотелось, чтобы она просила всех приносить с собой тарелки, но она всегда отказывалась. А готовит целые рыбины, лосося, и гребешки, и крабов, делает всякие грандиозные салаты и свое знаменитое гуакамоле.

— Я люблю гуакамоле.

— Ну а кто не любит. Хотя ее гуакамоле просто с ног сшибает. С чили-перцем, чесноком, кориандром, красным луком и солью, еще перец с лимоном. Я обычно остаюсь на ночь только для того, чтобы обожраться им.