Рома перестал его слушать и снова сконцентрировался на мигрени. Уже было поздно для обезболивающего, но рановато для полного круга ада: постони, проблюйся, поспи, проблюйся, ещё раз постони, можешь отдохнуть и просыпайся с новыми силами прямо перед полуночью! Вот это да! Вот это, мать его, веселье! А с учётом нынешних обстоятельств можно было завершить танго с мигренью только к полудню, что сбивало весь режим напрочь. Да и какой, к чёрту, режим? Тут вот какие гости, искавшие дорого в нашу студию аж целых двенадцать лет! Бог ты мой, да ещё с такими вестями! С такими чудесными, что хочется заткнуть себе уши и залить их кипятком, лишь бы не слышать тот поток дерьма, что льётся изо рта любимого папочки.

Но как бы то ни было, мигрень продолжала постукивать по правому глазу, время от времени давя на него своим потрясающим, мертвецки-бледным телом.

Рома посмотрел вперёд и увидел то, что и ожидал увидеть — поворот в узкий проём между зданиями справа от него. За то время, что он крутился в мире бизнеса, Рома уяснил очень простое правило: если можешь организовать переговоры на прогулке, делай именно так! Эта аксиома гласила, что при ходьбе человек более расслаблен, нежели в сидячем положении, когда тело скованно мыслями. Разговоры шли легче и, естественно, было намного проще манипулировать чужим мозгом. И именно умение убеждать делало простых бизнесменов великими бизнесменами. Никакой магии, мистер, лишь ловкость языка. Пара шагов по улицам, и вы уже согласились на наше предложение. Два стаканчика отменного кофе, и ваши акции уже наши акции. О, у вас отличный галстук! Как раз под цвет моего нового спорткара!

От этой мысли Рому пробрал смех и на этот раз куда сильнее, чем в прошлый. Отец тоже остановился и, тоже смеясь, продолжил говорить:

— Да, и я подумал, что это смешно! Так Алёна мне ещё и говорит: «Эй! Ты чего» Я не…»

— Да успокойся ты, я не над этим смеюсь. — Добив последние смешинки, Рома продолжил идти, но уже куда медленнее, чтобы оттянуть время до поворота. — Рассказывай, я слушаю.

И отец продолжил рассказывать, но он не слушал. Снова окунулся в свои мысли, ведь плавание в них ослабевало мигрень.

Прогулки сильно помогали в сделках и налаживанию контактов. А связи в нашем мире играют очень большую роль. Всем абсолютно плевать на твою задницу, но как только они узнают, что за этой задницей стоит ещё большая, серьёзная задница, тогда двери перед тобой начинают открываться сами по себе. И выжить в мире бизнеса можно было только отличной постройкой мостов между людьми. Пардон, между полезными людьми.

Но одна прогулка не являлась козырем в колоде. Ментальное доминирование — вот это настоящий зверь. Будь доброжелателен, но незаметно, совсем потихонечку устанавливай свои правила, чтобы не спугнуть жертву. Всё просто: иди чуть впереди, если нужно вправо, аккуратненько дави в ту сторону и как можно больше широких касаний. Человеческая психология во всей своей красе, дамы и господа. Ничего нового.

Поворот медленно приближался, а отец продолжал что-то там балаболить.

— У женщин всё немножечко по-другому, Ром. Ты, наверное, и сам уже знаешь. Они, как мужчины, не заводятся с пол-оборота. В этом то и прелесть, и беда нашего пола. Так что если изменил мужчина, то в этом виноваты его инстинкты, а если женщина…здесь уже виновата она, потому что в данном случае секс исходит от любви. А это уже осознанный выбор.

Вот он — поворот.

Рома резко остановился и толкнул в проём отца. Уже через секунду оба они оказались в тени узкого коридора из стен, и слава богу за то, что рядом никого не было. Отец еле-еле удержался на ногах и вытаращился на сына, не скрывая искреннее удивление в широко раскрытых глазах.

Когда он попытался что-то сказать, Рома схватил его за грудки и прижал к стене. Мышцы под рубашкой разом напряглись. Ему хотелось как можно скорее покончить со всем этим, чтобы побыстрее станцевать с мигренью и забыть о ней как о страшном сне.

— А теперь буду говорить я и только я. Надеюсь, ты уже понял, что я не прогуляться с тобой вышел.

— Ром, что ты…

В ту же секунду он ударил отца под дых, заставив того согнуться пополам. Не совсем пополам — настолько, насколько позволяло пузо. Его слова застряли в горле, а рот беззвучно шевелился, пытаясь втянуть внутрь воздух. И когда ему это всё-таки удалось, Рома сжал плечи отца и снова прижал к стене.

— Я сказал, что говорю я. Если тебе дорого твоё тело, то не перебивай меня. Я бы, может, обошёлся с тобой полегче, если бы не тот бред, который ты сейчас нёс. Запомни раз и навсегда, — он наклонился ещё ближе, и теперь они стояли чуть не вплотную друг к другу, — если ты трахнул какую-то женщину, когда у тебя есть своя, ты виноват. И мне абсолютно насрать на твои инстинкты. На них ссылаются только те, кто не может признать того факта, что его яйца живут собственной жизнью. И о какой семье ты может идти речь, когда ты ей можешь изменять, а она тебе — нет?

Ответом на вопрос послужила тишина. Две пары карих глаз смотрели друг на друга, скрытые в тенях нависших домов. Дыхание отца более-менее восстанавливалось, помог ему в этом прохладный ветерок, насыщающий лёгкие свежим воздухом. Тишина длилась не более минуты, но за это время Рома будто бы успел заглянуть внутрь отца и отвернуться от того, что увидел.

— Я заметил, у нас у обоих карие глаза. Схожие черты лица. Но знаешь, что нас уж точно различает? Знаешь? Я никогда не изменю своей любимой. Никогда. И плевал я на твои сраные инстинкты! Всё исходит вот отсюда, — он постучал пальцем по своей голове. — И если тебе хватит смелости, то ты признаешь, что какая из двух голов сейчас будет работать, зависит от тебя. Ну а ты сделал свой выбор. И только попробуй мне что-то рассказать про инстинкты. Я тебе разрешаю засунуть их себе в жопу.