Ты подонок во всех проявлениях.

Так она сказала, смотря ему прямо в глаза. И не боялась ведь, хоть он и прижимал её в этот момент к стене.

Ты грязный лжец. И к тому же словоблуд.

Рома горько усмехнулся и взглянул в зеркало над раковиной, перед которой стоял. На него смотрел обезумевший маньяк, только что прикончивший одну из своих жертв. Большая часть лица спряталась под кровью, над правым глазом виднелись неглубокие царапины, оставленные корпусом ноутбука, на белой рубашке осталась пара красных пятен, на пиджаке — тёмно-бордовых. Карие глаза не выражали абсолютно ничего, казались уставшими, но одновременно и полными энергии. Незнакомец в зеркале выглядел спокойным, но изнутри его тело поедало что-то отвратительное. Оно чавкало, питаясь им. Оно порождало агрессию, забираясь в мозг. Оно смеялось при каждом убийстве и получало от этого такое удовольствие, с которым не сравнится даже оргазм.

Да что там — Рома сам получал удовольствие от убийства.

От самого процесса: это так завораживающе — наблюдать, как из другого человека вытекает жизнь.

В кого ты превратился?

Он не знал. Не знал этого и незнакомец в зеркале. Оба смотрели друг на друга непонимающим взглядом, пока один из них не произнёс:

— Мы в жопе.

Второй улыбнулся и пропустил краткий смешок. Ещё один. И ещё один. Вскоре Рома и его новый друг смеялись вместе — громко, уморительно, не в силах остановиться. Через какое-то время заболел живот, из глаз брызнули слёзы, и Рома, еле справляясь с удушающим смехом, спросил пустую комнату:

— Со мной всё в порядке?

Стены не ответили и продолжили молчать.

— Она назвала меня подонком. Подонком… чёртовым подонком. — Перед глазами возник тот момент, когда его кулак врезался в лицо Насти и выпустил наружу кровь. — Может, я им и являюсь? Я убил двух мужчин своими руками и ещё одну женщину, пусть и косвенно. И кошку. Ещё и бедную кошку. — Внутри всё было пусто. Чувства поблекли, остался лишь холод. — Я не смогу управлять компанией. Не смогу, нет, не смогу. За мной рано или поздно придёт полиция. А зачем? Чтобы арестовать ублюдка, избившего свою женщину. Да и в квартире Марии полно отпечатков моих пальцев.

Лампа согласно моргнула, на миг окунув ванную в темноту. Холодный свет превращал кровавые дорожки в чёрные ручьи. Бесконечные, бесконечные ручьи… Как же сильно может измениться жизнь меньше, чем за неделю. Ещё вчерашним утром Рома чувствовал себя счастливым, не подозревая, что грядёт на повестке дня. Он лишился девушки, и не просто девушки, а любви всей его жизни — того островка, которые не позволял ему утонуть в океане зверья. Он лишился секретарши и своего заместителя — двух самых главных людей в компании, стоящих после него. Лишился отца, хотя мог дать ему шанс вернуться в семью. Он потерял контроль над собой и теперь всё чаще срывался с цепей. Может, я действительно заслуживаю отдельное место в аду, подумал Рома. Может, за моей спиной слишком много грехов для счастливой жизни. Сможем ли мы помириться с Настей после того, что произошло? Или всё действительно кончилось?

— Ты ещё спрашиваешь?

— Заткнись, пожалуйста. Ты сейчас вообще ни к чему.

— Она сказала тебе правду, хотя могла умереть. Храбрости у этой девчонки отбавляй и отбавляй! Но знаешь, что ты так и не уяснил из её слов?

Рома молчал, ожидая ответа.

— Того, что ты любил только словами. Твоя любовь не подкреплялась поступками.

— Но я же работал! Зарабатывал деньги! Решал вопросы!

— Нет, миленький, это не то. Продвигая компанию вверх и зарабатывая деньги, ты лишь кормил своё ненасытное эго. Даже на прослушиваниях ты не дал Насте возможность показать себя, а снова начал «решать вопрос» и сам видишь, к чему это привело. Ромочка, ты никогда не задумывался, чего хочет Настя. Ты думал лишь о себе и о том, какой же ты молодец. Но на чувства других людей тебе всегда было наплевать, и именно поэтому ты пришёл к власти. Но вот страхи, глубокая неуверенность в себе никуда не делись. Они пожирают тебя и разрушают жизнь. Прими тот факт, что ты ничего не сделал ради Насти. Абсолютно ничего. Ты лишь пользовался ей, пока была возможность.

Рома сжал края раковины. Его тело затрясло как при лихорадке, а кожа покрылась потом, скатывающимся вниз крупными каплями. Всё вокруг замолчало, не смея перебивать женский голос. Он доносился отовсюду и в то же время их ниоткуда, но при этом каждое произнесённое им слово ударяло по голове и вспыхивало ярким пламенем, так что не замечать его было невозможно.

— Ладно, может, ты права. — Руки сильнее сжали раковину. — Я пользовался ей. Но ты сказала, что я не совершил ни одного поступка ради неё. — Рома достал из кармана брюк визитку и провёл по ней пальцем. — Попробуй скоро сказать то же самое.

Двигатель зарычал, как только ключ повернулся в замке зажигания. Рома взялся за руль и медленно выдохнул, собрав всю волю в кулак.

Стрелки на циферблате показывали десять часов вечера. Около сорока минут Рома смывал с себя всю кровь, стоя под горячим душем и пытаясь разобраться в собственных мыслях. Позже он надел новый костюм-тройку, ничем не отличающийся от предыдущего — хочешь спокойно жить, держи в шкафу больше одного костюма. Через какое-то время дверца чёрного «мерседеса» открылась, впуская внутрь хозяина.

Над головой, на тёмном полотне неба, сияли молчаливые звёзды. В некоторых из них можно было угадать созвездия, а в некоторых — увидеть жизнь. Одна из звёзд превратилась в блик света на голубых глазах Насти, говорящей Роме, что он лжец. Люди говорят таким тоном только тогда, когда хотят высказать всё окончательно, и обычно этот разговор становиться последним. Он вытаскивает наружу все грехи, обливая их горьким соусом вины и посыпая жгучим стыдом. Он показывает двум партнёрам, кем они являются на самом деле, и те в ужасе разбегаются друг от друга.