Вечером возобновился начавшийся еще утром сбор командиров частей в районе 35-й батареи. Они получали вызовы по радио или по телефону о срочном прибытии без объяснения конкретных причин. Командиры оставляли свои части, рассчитывая, что их отсутствие будет кратковременным, и не предполагая, что они уже никогда к своим подчиненным не вернутся.

В 20.00 генерал Н.К. Рыжи получил приказ командарма следующего содержания: «Начарту, комиссару и начальнику штаба артиллерии к 22.00 прибыть на КП армии (35-я батарея). Весь остальной состав штаба и управления артиллерии отправить на ложную батарею, находившуюся недалеко от 35-й батареи. Все документы сжечь, оставив лишь крайне необходимые и имеющие особую ценность». Генерал Н.К. Рыжи прибыл в указанное место в полночь, начальник его штаба – полковник Н.А. Васильев – чуть позже.

Эмоциональную, но в целом точную оценку случившемуся дал капитан 2 ранга И.А. Заруба. Он вспоминал: «Передо мной стоял вопрос: что произошло? Разговорился с майором пограничных войск Рубцовым [436] . Он возмущался тем, что его полк якобы обещали посадить на корабли в ночь с 29 на 30 июня, но не посадили. Теперь ему придется к кораблям пробиваться с боем. Разговаривая с другими офицерами и старшинами, а также с генерал-майором П.Г. Новиковым, наблюдая все, что происходило, я нашел ответ на мучивший меня вопрос. А ответ был таков: 29 июня всему высшему и старшему офицерскому составу, а также штабам поступило распоряжение – к исходу дня 29 июня быть на 35-й батарее для эвакуации. Вся суть случившегося в этом распоряжении. Оно оказалось роковым, тем более что не было даже плана эвакуации, не было отдано распоряжение об обороне города, где можно было еще драться с немцами и обеспечивать нормальный отход войск. Подчеркиваю – войск, а не только офицерского состава, хотя и он почти весь остался в Севастополе и оказался в плену у немцев… Оставшиеся воинские части без офицерского состава, не имея боезапаса даже к ручному огнестрельному оружию, пошли в тыл» [437] .

К вечеру 30 июня у госпиталя в Камышовой бухте скопилось огромное количество раненых из всех медицинских учреждений армии и гарнизона. «Мест в помещениях госпиталя не хватало, поэтому большинство раненых оставалось под открытым небом. Днем они забивались в канавы, рвы, окопы, траншеи, воронки от авиабомб и снарядов и другие укрытия. Многие из них были совершенно беспомощны, а медицинский персонал уже был не в состоянии оказывать всем своевременную помощь.

Раненые, находившиеся вне помещений госпиталя, под открытым небом, большей частью обслуживались фельдшерами, медицинскими сестрами, иные просто санитарками, а то и просто помогали сами себе. Им не хватало пресной воды. Они не получали и горячей пищи. Дни стояли жаркие, без единого облачка и дуновения ветра. В воздухе висел рыжий туман пыли и дыма. Рвались снаряды и мины… Раненых привозили и приводили в течение круглых суток. Особенно усиливался приток их по ночам» [438] , – вспоминал врач И.С. Ятманов.

Для этих людей, получивших ранения при защите Севастополя, мест на подводных лодках, самолетах и катерах не нашлось. Командиры, долгом которых было спасение подчиненного личного состава, их бросили. И только врачи и фельдшеры, медсестры и санитарки остались верны своим подопечным до самого конца. Почти все они остались в Севастополе, разделив с ранеными их судьбу, кто-то погиб, кто-то попал в плен.

В 22.00 в районе 35-й батареи всплыла в надводное положение подводная лодка Щ-209. Неподалеку от нее в 150–200 м от берега покачивалась на волнах Л-23.

1 июля

Схемы № 12 и № 13

После окончания последнего Военного совета СОРа началась лихорадочная подготовка к частичной эвакуации командного состава. В штабе началась подготовка списков, назначались старшие. В них попали от флота – 77 человек, от армии – 78. Еще 70 мест было предоставлено партийному и советскому активу Севастополя. Командиры связи спешно разыскивали нужных людей и направляли их на 35-ю батарею, откуда они должны были организованно отправиться, кто – на самолет, кто – на подводную лодку, кто – на катера (гражданские лица). Лица, подлежавшие эвакуации, получали специальные талоны на посадку, подписанные Ф.С. Октябрьским и Н.М. Кулаковым.

Район батареи был поставлен под особую охрану. Внешний периметр охранял батальон автоматчиков. Прибывшая в Севастополь парашютная группа особого назначения авиации Черноморского флота под командованием старшего лейтенанта В.К. Квариани была усилена за счет гарнизона батареи и доведена до роты. Ее переименовали в группу особого назначения флота и возложили на нее обязанности по охране внутренних помещений 35-й батареи и Херсонесского аэродрома.

С Херсонесского аэродрома вылетели последние боевые самолеты – 3 Як-1, 3 И-16, 1 И-153 и 1 По-2. Самолеты, отремонтировать которые не было возможности, были сброшены в воду. С этого времени части Приморской армии остались без поддержки с воздуха, а немецкая авиация получила полную свободу действий. К слову сказать, в ночь на 1 июля авиация флота и Северо-Кавказского фронта сделали соответственно 32 и 16 самолето-вылетов, но существенно повлиять на обстановку в воздухе в районе Севастополя они, конечно же, не могли.

В ночь на 1 июля на Херсонесском аэродроме совершили посадку 13 самолетов «Дуглас» Московской авиационной группы особого назначения. Ею командовал майор М.В. Коротков, военком – батальонный комиссар И.М. Карпенко. Они доставили боеприпасы и продовольствие в осажденный город, а обратным рейсом должны были вывезти командование флота.

Скрыть начало эвакуации командного и начальствующего состава от собравшихся вокруг 35-й батареи и Херсонесского аэродрома людей не удалось. Вокруг летного поля собралась большая толпа военных и гражданских, мужчин, женщин с детьми, раненых. Они видели изготовившиеся к взлету самолеты и окруживших их кольцом автоматчиков. Как только открылись дверцы и были вывалены трапы, началось волнение, все больше людей протискивалось поближе к самолетам в надежде на посадку.

Майор Ф.А. Попов, который должен был руководить посадкой, впал в панику и забрался в первый же самолет [439] . Немногочисленная охрана была не в состоянии долго удерживать толпу, и, как только прошла основная группа эвакуируемых, остальные смяли узенький коридор и вывалилась на летное поле. Часть командиров, начальников и партийных работников была отрезана.

Те, кто уже вышел на летное поле, поспешили к самолетам. Порядок посадки был нарушен, началась толчея и паника. Высшему комначсоставу и партработникам возможность улететь обеспечивали охранники-автоматчики, остальные прорывались к самолетам сами. Уже у третьего самолета за право посадки началась форменная драка [440] , у остальных обстановка была ненамного спокойнее.